Опочинин В. «Грезы и жизнь»
сборник стихов, 1915
сборник стихов, 1915
* * *
Помнишь ли ты эти грезы тогдашние,
Наши беседы и споры с тобой?..
Юность влекла все призывней, бесстрашнее
В битву с судьбой…
Помнишь ли горы, и краски багряные
Пышных закатов, и наши мечты,
Нас чаровавшие, юностью пьяные –
Помнишь ли ты?
Сумрак сгущался, но, ежась от холода,
Не покидали мы сумрачных гор, -
Сердце стучало так чутко и молодо,
Тешил простор…
Помню – любила ты с камня отвесного
Жадно глядеть в безграничную даль…
Жаль тебе юности, грез неизвестного,
Или не жаль?
В жизни мы оба изведали многое:
Ты, как и я, не сдавалась судьбе, -
Только теперь что-то новое, строгое
Вижу в тебе…
Вижу усмешку какую-то странную,
Словно бы скрыть ты хотела печаль…
Ждешь ли ты жизни? как прежде, безгранную
Любишь ли даль?
Я… я по-прежнему небо вечернее
С тем же волнением боготворю,
В жизни грядущей еще легковернее
Вижу зарю…
* * *
О, не думай, что люди теперь уж не те,
Что поэзия сказок навеки забыта,
Что мечта умерла, а любовь к красоте –
Только призрак отжившего быта…
Нет, не бойся людей – замолчи, не пророчь
Этой смерти бесславной в удушье последнем:
Будет вечно тревожить весенняя ночь,
Будет звать к обольщающим бредням!
Мы вернемся к земле, к этим ярким цветам,
И в листве будем жить, красоту постигая…
Сколько сказок священных расскажем мы там,
Сколько грез ощутим, дорогая!..
Царевна-сказка
- Слушай, мой мальчик, - шептала старуха, -
Сказку любимую я расскажу:
Сосны седые шевелятся глухо,
Выбежал волк на межу…
Выбежал, глянул и скрылся пугливо…
В воздухе – холод и серая хмурь,
Бьются о берег морского залива
Волны неведомых бурь…
Ветер их гонит: куда и откуда
Нам не узнать, - необъятны моря,
Хмуры и страшны, и только, как чудо,
Заревом светит заря…
Тучи сгустились, чтоб двинуться к свету, -
Ветер их поднял и в клочья разнес…
Видишь ли полосу яркую эту
Там, где чернеет утес?
Страшный утес… здесь по синему морю
Стоны разносятся каждую ночь:
Плачет Царевна по тяжкому горю,
Слезы не могут помочь…
Помнишь, Царевна – жила ты на воле?
Слышали мы серебристый твой смех,
Видели игры веселые в поле,
Жизнь полудетских утех?
Голос твой звучный, отчетливо слышный,
Звал и манил, как твоя красота…
Да! хороша ты: и косы так пышны,
И так румяны уста!..
Но красоту подглядел ненароком
Змей из болота соседних долин, -
Выкрал Царевну, и в море широком
Держит ее властелин…
Держит в плену и сюда ежедневно
Сам прилетает, крылами шурша…
Плачь, ненаглядная Сказка-Царевна,
Ты и в слезах хороша! –
- Бабушка, видеть Царевну хочу я, -
К морю ты знаешь тропинки, пути…
Бедная плачет, на камнях ночуя, -
Надо Царевну спасти…
Я ведь люблю ее… гадкого змея
Я не боюсь… ну пойдем, - покажи…
Я до утеса добраться сумею,
Ты доведи до межи. –
- Полно, мой мальчик… ведь это же в сказке:
Глупые выдумки бросить пора…
Ляг хорошенько, закрой себе глазки,
Сладко засни до утра.
Спят все послушные, умные дети, -
Утром разбудят их солнца лучи…
Много царевен ты встретишь на свете:
Эту забудь, - не ищи…
Колдунья
Ты меня разлюбил, ты уходишь к другой –
Но не знать тебе радости новых объятий…
Темной ночью, в пещере раздевшись нагой,
На таинственный камень ступлю я ногой
И огонь разведу для заклятий…
Пусть меня поджидают твои сторожа, -
Я в кустах пропаду, и от гнева дрожа,
Проберусь на священную гору
По ветвистому темному бору…
Я пройду у реки сквозь прибрежный камыш, -
Мне дорогу укажет летучая мышь,
Мне глазами светить будет филин…
На реке соберу я ночные цветы, -
Не преследуй меня, не разыскивай ты:
Колдовству помешать ты бессилен!..
Вам не знать все равно тихих восторгов любви,
Что с тобой я недавно делила…
Я подводные корни из желтого ила
Извлеку, омочив в ястребиной крови…
Не забудь, что владею я чарами всеми,
Что мне ведомы тайны нездешних миров, -
Я найду тот овраг, тот таинственный ров,
Где взросло ящериное семя:
Там неведомых ящериц вьются хвосты,
Точно длинные стебли вплетаясь в кусты,
Там отравлены горькие травы
Темным соком ужасной отравы…
Я разлучницу нашу, поверь, изведу:
Этой ночью умрет она в диком бреду,
Поцелуев твоих не изведав…
Ну а ты… если ласки мои позабыл,
Ты навеки утратишь любовный свой пыл, -
Мне знакомы заклятия дедов…
Взвейся, страшный огонь! Ярким заревом хлынь!
Я с петрушкой и с тмином смешаю полынь,
Обовью я гадюку листвой повилики…
Вот – летучая мышь, вот – вещунья-сова, -
О, я знаю их – страшные эти слова
И заклятий безумные клики…
Я сама их боюсь, этих таинств огня,
Но я буду в пещере – и вас околдую…
Ах, останься со мной, - пощади и меня,
И себя самого, и ее, молодую…
АНТИЧНЫЕ ЭСКИЗЫ
На пиру
- В дыме курений, как будто в тумане,
Смутно скользят непривычные взоры…
Мрамор, цветы, драгоценные ткани,
Свет от лампад, ударяющий в грани
Яркого камня богатой амфоры…
Нектару равная сладкая влага
Льется свободно в кратеры и в чаши, -
В лицах сквозит опьяненья отвага, -
Но в этой роскоши – высшее благо
Это красавицы юные ваши…
Друг мой давнишний, ко мне благосклонный,
Ты мне откроешь в правдивой беседе,
Родственно близкой средой окруженный, -
Кто эти чудные, пышные жены?
Кто их избранники, кто их соседи?
С радостью, друг чужеземный: гляди же, -
Смелой рукой я раздвину завесу:
Это Левкаста, - сидящая ближе, -
Наглая, злая – с улыбкой бесстыжей
Розу она подает Апеллесу.
Родом фивянка… преступная часто
Скрыться умела, других обнаружа…
Но отравивши супруга, Левкаста
К нам убежала из Фив, хоть у нас-то
Ей не найти себе нового мужа…
Та, что обнявши художника сзади,
Полная неги трепетной ласки,
Вся в драгоценностях, в ярком наряде,
Льнет к Апеллесу, с любовью во взгляде
Щуря свои васильковые глазки, -
Эта недавно значенья и веса
Чары познала, - она чужестранка
Из отдаленного скифского леса, -
Это последняя страсть Апеллеса, -
Вкусов пресыщенных цель и приманка…
Ну… Апеллеса ты знаешь картины, -
Незачем спрашивать об Апеллесе…
Временно здесь он, чтоб видеть Афины,
Чтоб, насладясь лицезрением Фрины,
Вновь поселиться в родимом Эфесе…
Это Ксантиппа – коринфянка родом, -
Зорко грядущее видит Ксантиппа…
С нею оратор Эсхин, с каждым годом
Больше и больше любимый народом –
Друг македонцев, сторонник Филиппа…
Вот и Актэ… ослепительней снега
Тело гетеры, почти что раздетой…
С ней Фокион… но любовная нега
Не обольстит молодого стратега, -
Нет ему дела до женщины этой…
Вот Дизерис… беззаботна, богата…
В жизни не знает тревожных вопросов…
Розами, полными чар аромата,
Дерзко венчает чело Исократа, -
О, как смешон в этих розах философ!
Это Климена, а с нею Коррида…
Любят друг друга… но громкое имя
Царственной Фрины их дразнит… обида
Их заставляет ласкать Гиперида, -
Но не на них смотрит избранный ими…
Смотрит туда, где на пурпурном ложе
Дремлет Пракситель… у ног властелина
Молча внимает толпе молодежи
Та, что оратору жизни дороже, -
Это сама богоравная Фрина…
Видишь ее… ну могли ли бесследно
В мире скрываться подобные чары?..
Всех превзошла она славой победной,
Стала богиней из девушки бедной,
Бедной, простой уроженки Мегары…
Помню я день тот, когда овладела
Фрина народом у берега моря:
Сняв покрывало, спокойно и смело
В волны сошла, безупречностью тела
С телом Киприды уверенно споря…
Что это было? С младенческой верой,
С рабским восторгом священных молений,
Как пред самою богиней Киферой,
Перед раздетой продажной гетерой
Пал восхищенный народ на колени…
Громкою славой мегарянка эта
Имя свое разнесла по Элладе…
Краски художника, лира поэта, -
Все это ей, чтоб улыбку привета
Жадно прочесть в снисходительном взгляде.
Вот она… видишь: задумчиво лежа,
Внемлет рассеянно речи знакомой,
В белых одеждах на пурпуре ложа,
Разум туманя, желанья тревожа
Этой призывною женской истомой…
Видишь, - ей жарко… узорный гиматий
Легким движением сбросила в ноги…
Понял ты тех, кто за радость объятий
Без размышленья готовы отдать ей
Все, чем их жребий прославили боги?..
Понял, что в ней, в ею брошенной ласке
Все родники вдохновения скрыты, -
И, не боясь повсеместной огласки,
Только с нее Апеллесовы краски
Могут списать красоту Афродиты…
Понял, где тайна, что божеской властью
Дышит Праксителя чувственный гений:
Фрина влечет его к гордому счастью,
Фрина – богиня, томимая страстью, -
Голову клонит к нему на колени…
Гость из далеких окраин Эпира,
Можешь сказать ты, покинув Афины:
Видел я роскошь Афинского пира,
Видел я многих прославленных мира,
Чуял величье божественной Фрины…
Эпиталама
Посмотри, Каллистелес, -
В небе звезды зарделись,
У Коринны лицо стало строже…
И, душой пламенея,
Я зову Гименея
Освятить ваше брачное ложе…
Юный друг мой, давно я
В тебе видел героя,
А с отцом твоим дружен был близко, -
Любовались мы часто,
Как громил ты Адраста
И в борьбе, и в метании диска…
Стройный стан твой – стан бога,
Жен пленительных много
На него с вожделеньем глядело…
Знаешь сам – были рады
В час вечерней прохлады
Отдавать тебе смуглое тело…
Но, как опытный воин
В шуме боя спокоен,
Не хмелел ты от ловли удачной, -
Будь же тверд, как и прежде
В этой брачной одежде
Будь спокоен с своей новобрачной…
Верю я – деву эту
Любишь ты без завету,
Страсть твоя горячей и мятежней…
Но – сдержи ее туже, -
Брак потребует в муже
Осторожности более прежней…
Ведь ты знаешь, - Коринна,
Как ребенок, невинна,
Ей впервой слышать пламенный шепот…
Приучи ж ее к ласке,
А потом без опаски
Все отдай ей, что дал тебе опыт…
Сколько чар, в самом деле,
В этом девственном теле,
Этот стан – он так нежен и строен,
Он – предел совершенства, -
И такого блаженства
Даже ты, юный друг, недостоин…
Все невзгоды – пустое!
Пока в мире вас двое,
Пока свет еще есть в этом взоре,
Жизнь не будет пустынна, -
Ведь с тобою Коринна
Разделяет и радость, и горе…
Дай же руку невесте,
И без робости вместе
Уходите, послушные дети,
Чтоб блаженней, чем боги
В олимпийском чертоге,
Пробудиться при утреннем свете…
Мне ж оставьте кратеры,
Буду пить я без меры,
Как пивал я, когда был моложе…
И, от влаги краснея,
Призову Гименея
Освятить ваше брачное ложе…
Продавец невольниц
- Ты хочешь невольниц глядеть… погляди, -
Богатое зрелище ждет впереди, -
Есть прямо красавицы… может быть даже
Зайдет у нас речь о продаже?
Старух мы не станем смотреть, хоть и есть
Преклонного возраста пять или шесть…
Берут их охотно – примеры не редки –
В дома, где есть малые детки…
Но юный твой возраст, игривый твой взгляд,
Мне чуется ясно, другого хотят…
Ты ищешь таких, чтоб желанья восторги
Мгновенно родились при торге…
Мне на руку это… я сам, хоть и стар,
Но все же люблю этот свежий товар,
И жадно тревожусь болезненной жаждой
При виде красавицы каждой…
Хоть многое время навек унесло,
Люблю всей душой я свое ремесло, -
Никто не продаст тебе женского тела
С таким пониманием дела…
Весь опыт, весь пыл истомленной души
Теперь уложил я в свои барыши, -
Я женщину вмиг без ошибки раздену
На всякую данную цену…
Ты девушек любишь?.. пожалуй, ты прав,
Что много сулит шаловливых забав
Невинность стыдливая девушки голой,
Нетронутой жизненной школой…
На них оттого и цена поднята,
Что каждого властно тревожит мечта
Развить и учить их по собственной воле
В какой бы ни вздумалось школе…
Но думаешь ты, - не обманутся те,
Которые, слепо отдавшись мечте,
Какое-то новое счастье хотели
Найти в этом трепетном теле?
Какое там новое счастье!.. поверь,
Что если и к старому узкую дверь
Удастся открыть без больших остановок,
То значит умен ты и ловок…
Да… жизни наука не так-то легка, -
И верь, чужеземец, словам старика,
Что женщина, знавшая брачное ложе,
Значительно стоит дороже…
Но спорить довольно… к покою маня,
На смену лучам утомленного дня
Прохладу вечернюю шлет жизнедавец, -
Пойдем и посмотрим красавиц…
Фалерна Хмель
…И кесарь встал, истомно-нежным взглядом
Окинув Юлию – любовницу и дочь…
И встала Юлия, остановившись рядом,
Спокойная и тихая как ночь,
Та дымчатая ночь, которая все боле
Окутывала даль и гордый Капитолий…
Уже кончался пир, и затихала речь,
Льстецов и прихвостней досужая беседа, -
О том, что кесарь – бог, о том, что римский меч
Поработит коварного соседа,
Пределы римские раздвинув до небес,
Включив и океан, и Тевтобурский лес…
Конечно это так, конечно это верно,
Особенно под хмель душистого Фалерна…
Но кесарь встал…
все это каждый день
Он слышит от гостей за трапезою пира, -
И тень усталости, пресыщенности тень
Скользнула по челу счастливца-триумвира.
Конечно, гордый Рим везде проложит путь,
Мечом поработит и кимвра, и тевтона…
О чем тут говорить?
Пора и отдохнуть,
Склониться к Юлии на трепетную грудь,
Дрожащую под дымкою хитона…
Чтоб кесаря принять, она уже ушла, -
И полный сладких грез, покинул он триклиний…
Скрывая все цвета и очертанья линий,
Спускалась на холмы таинственная мгла,
Спускался сумрак темно-синий…
Чтоб кожу освежить усталого чела,
На воздух вышел он – владыка полумира…
И ночь-волшебница владыку обняла,
И звезды без числа
Глядели на него из сумерек эфира…
И взор свой устремив на чистый небосклон,
Улыбкой ласковой ответствовал им он:
«К чему разгадывать неведомое небо?
Мне нужен этот Рим – солдат и торговцов,
Ценою зрелища и хлеба
Продавший гражданство отцов.
А боги?.. боги здесь… не в небе наша вера,
А Юлия моя – она же и Венера.
Вот статуя ее… изваяна она
Скульптором греческим из дальнего Родоса, -
Улыбка детская божественно-ясна,
Как у богини чист безгрешный очерк носа.
Покоем божеским, бессмертием маня,
Она смеется мне, она зовет меня…
Дух творчества в ней просится наружу,
Понятен этот зов избраннику и мужу, -
Прощай, воздушный мир, - я ухожу туда»… -
И с гордым вызовом насмешливое око
Он поднял к небесам…
торжественно с востока
Вставала новая и странная звезда…
И ровный белый свет, иной, необычайный,
Струился по земле, разоблачая тайны.
Ясней, чем днем, мог кесарь разглядеть –
И Рима спящего недвижные громады,
И свой роскошный сад, аллеи, водопады,
И кипарисов стройных сеть, -
И тело Юлии, изваянное тело,
Еще, казалось, побелело…
«Силен Фалерна хмель… бред пьяной головы»…
Глаза закрыв рукой, вскричал властитель Рима…
В ту ночь по всей земле была звезда та зрима,
И за звездой пошли кудесники-волхвы.
Наставление эпикурейца
(Гораций, I, 11)
Позабудь, Левконоя, тревоги,
Не исследуй таинственных чисел, -
Неизвестное ведают боги
От которых наш жребий зависел…
Лучше бросим пустые вопросы, -
Суждены ли нам долгие годы,
Иль умрем мы, как только в утесы
Вновь ударят ожившие воды…
Будь разумна, - и хмельный напиток
Принеси мне процеженным в чаше, -
Пусть надежд окрыленных избыток
Весь уйдет в настоящее наше…
Мы с тобою в пустом разговоре
Только время теряем напрасно…
Брось заботы о будущем горе, -
Настоящее наше – прекрасно!..
КРАСКИ ЖИЗНИ
* * *
Так явственны вчера казались эти грезы,
Победа так близка, так легок жизни путь…
Пьянящее вино, и женщины, и розы
Влекли куда-то ум и волновали грудь…
Вчера за ужином мы говорили много,
Ты слушала меня – недвижна и бледна, -
Все ярче, все ясней мне виделась дорога,
Пока искристый хмель я осушал до дна…
Победу полную предчувствуя заране,
К себе я приобщал, бесстрашно глядя вдаль, -
Весь этот блеск ночной в богатом ресторане,
Наряды женские, и розы, и хрусталь…
Да разве трудно жить? путей как будто мало,
Совсем нетронутых, неведомых еще?..
Ты слушала меня, ты с жадностью внимала,
Пока я говорил – легко и горячо…
Но праздник миновал – шумлив и многолюден, -
Сегодня серый день в окно уже глядел…
Пожалуй не найти меж беспросветных буден
Ни ярких этих слов, ни новых этих дел…
* * *
Счастья страница как только прочитана,
Рви ее, брось и забудь…
Пусть навсегда для тебя замолчит она,
Даст тебе мирно заснуть…
Мирно, без снов, без видений из прошлого,
Трепетно льнущих, дразня…
Цепко живи хоть заботами пошлого,
Серого буднего дня…
Лишь бы не снились пленительно синие
Краски тех радостных дней, -
Небо, и море, и кисти глицинии,
Очи, лазури синей…
* * *
Устала плакать непогода,
Зловещий вихрь умчался прочь,
И с раззолоченного свода
Спустилась царственная ночь…
Дрожа, деревья шепчут сказки,
Поют безумно соловьи,
А ночь волнует жаждой ласки
И жжет дыханием любви.
И вспомнил я: бессмертной властью
Мне в память врезалась точь-в-точь
Такая ж дышащая страстью
И упоительная ночь…
Дымился сумрак синеватый,
Дрожала юная листва,
И я, волнением объятый,
Шептал безумные слова…
Под обаяньем ночи хмельной
Я словно веровал тогда,
Что наше счастье беспредельно,
Что тучи скрылись без следа!
А ты… окутанная тенью
Листвы ветвистого ствола,
Ты отдавалась наслажденью,
И страстью нежила и жгла.
Волос отброшенных потоки
Назад спадали, как фата;
Как в знойный день, горели щеки,
И жгли горячие уста…
Тревожил воздух благовонный
Всесильной чарой волшебства,
И я, восторгом опьяненный,
Шептал безумные слова…
* * *
Да, я верю теперь, что ты любишь меня, -
Я горжусь полнотой своего торжества!
Поцелуи твои – горячее огня,
Страсти жадной твоей – неподдельны слова…
Так во имя ж чего ты терзала меня,
Неприступной броней защищая себя?
И, обет отреченья нелепо храня,
Ты любила меня… и молчала, любя…
За свободу боролась отчаянно ты, -
И устала бороться, и пала в борьбе…
В безотчетный порыв воплотились мечты, -
Ты любовью пьяна… и я верю тебе…
Но не веры моей ты ждала от меня…
Ты мечтала о том, ласку мне подарив,
Что ты счастье даешь, и что с этого дня
Я тобою одной навсегда буду жив…
Но отдавшись любви, ты забыла совсем,
Что утрачен уже дорогой идеал:
Я слова расточил – и теперь я стал нем,
Душу отдал тебе – и бездушным я стал…
Ты пойми, что растрачена вся без следа
Вдохновенная сила загубленных дней…
Так во имя ж чего ты молчала тогда,
Когда счастье мое было в ласке твоей?..
* * *
Упала ночь… едва заметный
В деревьях прятался зефир,
И, будто камень самоцветный,
Сиял на небе Альтаир…
Я помню взгляд твой грустно-нежный,
Твой облик строгий и немой,
И вздох загадочно-мятежный
В ответ на вызов страстный мой.
Что было просто и ничтожно
В тебе для всех, то в эту ночь
Мне говорило непреложно:
Ей этих чар не превозмочь…
Я счастлив был… упрямым взглядом
Я звал тебя идти за мной,
А ты стояла тут же рядом,
Не шевелясь во тьме ночной…
Но был тревожен вздох ответный,
Но чаровал нас Божий мир,
А в небе – камень самоцветный –
Горел прекрасный Альтаир…
* * *
Смеетесь вы над нашею любовью, -
Над робостью ее, безмолвием моим,
И то, что я люблю, и то, что я любим,
Дает лишь повод празднословью…
Отчасти правы вы… невыяснен наш путь…
Туманны и бледны любви счастливой краски,
И никогда – в порыве страстной ласки
Я не склонялся к ней на грудь…
Вам странной кажется любовь без сладострастья, -
Ненужной, может быть, - притворной и пустой;
Смешно себя увлечь несбыточной мечтой
Иного, девственного счастья.
О, пусть моя любовь, - любовь неясных снов, -
Вам кажется притворной и смешною, -
Ты вся открыта мне, разгаданная мною
Без страстных ласк, почти без слов…
Без страстных ласк, без неги опьяненья
Слиянья полного я чую торжество, -
И явственное мне души твоей родство
Дороже тайны наслажденья…
Позволь, мое дитя, хранителем твоим
Мне целомудренно приникнуть к изголовью…
Так смейтесь же над нашею любовью, -
Над тем, что я люблю, над тем, что я любим…
* * *
Не смущай, не раззадоривай, -
Мы давно с тобой забыли
Эти сказочные были
И покрыт уж слоем пыли
Полог ночи той лазоревой…
Дней труда не обесценивай
Горькой ласкою участья:
Верь, - избрал благую часть я –
Сам отринул звезды счастья
В свежей кисти той сиреневой…
Длинной речи не заканчивай:
Под весенним сладким хмелем
Только вздор мы праздный мелем,
И влечет к опасным мелям
Зыбь фантазии обманчивой…
* * *
Мой каменистый, неведомый путь
Стал мне желанней и краше…
Чувствую, знаю – ты хочешь вернуть
Счастье далекое наше.
В грезах ты снова навстречу идешь
Тою же жизненно свежей:
Та же знакомая чуткая дрожь,
Речи призывные те же…
Новую встречу пророчат мечты
Ярче, сильней, неизбежней…
Чувствую – благословляешь и ты
Дни нашей радости прежней…
Светлая, свежая, как ты близка, -
Нет, я мечтой не обманут:
Буду молиться и плакать, пока
Дни разобщения канут…
* * *
Я полюбил тебя за легкость нашей встречи,
За то, что я не ждал того, что я нашел;
За то, что нас свели не пламенные речи,
А неизвестный произвол…
За то, что первый день, открывший столько счастья,
Неясен и забыт, как жизни первый миг;
За то, что я в тебе безумье сладострастья
Впервые полностью постиг…
За то, что без борьбы ненужной и суровой
Легко ты мне дала сближенья торжество;
За то, что для тебя не призрачное слово –
Забвенье полное всего…
За то, что с каждым днем и с каждой новой лаской
Я открывал в тебе все больше красоты;
Ха то, что и теперь несбыточною сказкой
Еще мерещишься мне ты…
За то, что к твоему склоняясь изголовью
В объятиях твоих я чуял жизни цель;
За то, что ты могла рассеивать любовью
Мой вечный бред, мой вечный хмель…
За то, что лишь в тебе я видел воплощенье
Того, о чем мечтал с мучительной тоской;
За то, что ты одна дарила наслажденье
Как сладкий божеский покой…
За то, что с этих пор нигде пытливым взглядом
Похожей на тебя я отыскать не мог;
За то, что отравил меня горячим ядом
Твой первый сладострастный вздох…
За то, что на груди и трепетной, и зыбкой
Казаться стало мне, что бог у нас один;
За то, что я теперь на все смотрю с улыбкой
Познанья жизненных глубин…
За то, что многие любить тебя хотели,
А я их страстный сон увидел наяву;
За то, что с этих пор, опять бродя без цели,
Я счастьем прошлого живу…
За то, что ты могла безумьем жгучей страсти
Меня порабощать, лаская и любя;
За то, что столько раз, пугаясь этой власти,
Я мучил и терзал тебя…
За то, что ты без слов внимала укоризне
В те памятные дни бессмысленной борьбы;
За то, что ты близка к великой правде жизни,
К святым велениям судьбы…
Я полюбил тебя неслышно и случайно,
И сам я не скажу – недавно иль давно,
Но связан я с тобой какой-то темной тайной –
И разлюбить не суждено…
* * *
Хмурое небо, туманная даль –
Это ли праздник весны?
Тот, что рассеет былую печаль,
Тот, что пророчили сны…
Разве проснуться еще не пора
К жизни заветной, иной?
Где ж ослепительных красок игра,
Солнца полдневного зной?
Плачут деревья… ненастная мгла,
Тусклая, бледная тень…
Где же могучая сила тепла,
Радостный солнечный день?
Ветер зловещий, неслышно скользя,
Новые тучи нанес…
Значит, и солнца увидеть нельзя
Без новых слез…
ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Audaces Fortuna Juvat
Так вот они – крылья… по вольной причуде
То к небу взлетая, то падая ниц,
Без трепетных взмахов летающих птиц
Скользят горделиво крылатые люди.
Как будто летают они, оседлав
Каких-то чудовищ, крылатых драконов,
Колеблющих воздух вне всяких законов,
Совсем без движенья бегущих стремглав.
В прощальной заре, в ее отблесках алых,
Когда уж ложилась вечерняя мгла, -
Вздымались причудливо эти тела –
Большие скелеты зверей небывалых.
Растянутый хвост отделив от земли,
Вот змей поднимается выше и выше,
Над купой деревьев, высоко над крышей,
Летит, распластавшись в прозрачной дали.
Все больше торопится с каждой минутой,
Как жук исполинский, тревожно жужжа, -
Какого-то в небе достиг рубежа
И вдруг повернул своевольно и круто.
И странно спокоен отважный полет:
Не двинутся крылья, не дернется остов…
Волнуясь, толпа с отдаленных помостов,
С земли потемневшей приветствия шлет.
А вот и другой… он как будто тяжеле –
Загадочный зверь неизвестных пород…
Но взвился внезапно, - крутой поворот,
И в воздухе тонет, шурша еле-еле.
По небу прозрачному чертит круги,
Пути пролагая в безоблачной шири, -
Победу он празднует высшую в мире…
Так вот они – крылья!.. Господь, помоги!..
На родине
Недвижно стелется тяжелая река,
Кругом простор полей, безбрежный, неоглядный;
Ложатся сумерки, и только облака
В вечернем пурпуре тревожны и нарядны…
Иди, куда глядишь, - повсюду путь широк,
Свободный, вольный путь степного бездорожья…
К заветному жилью вернее без дорог
Нас может привести святая воля Божья…
Но нет нигде огней… пустынные поля
Все дальше тянутся, развертываясь шире…
О, необъятная, безгранная земля,
Где ж люди те твои, которым тесно в мире?
Иль это был кошмар – гнетущий, страшный сон,
Фантазии твоей назойливые бредни, -
Когда так явственно мы слышали их стон,
Мольбу о помощи и скорбный зов последний?
Но даль родных полей бездонно глубока,
Ни звука, ни огня, - лишь медленно-тягуче
По степи стелется тяжелая река,
И гаснут облака, сгустившиеся в тучи…
На могиле Л.Н. Толстого
Знал ли он правду, - с вершины Синая
Нес ли грядущий завет?
Или он ощупью шел, сам не зная,
Видит ли истинный свет?
Прав ли он был в отрицаньи суровом,
Он, неустанный творец?
Это пророк ли, карающий словом,
Или отшельник-мудрец?
Бога ль увидели вещие очи,
Был ли то совести крик, -
К свету какому средь сумрака ночи
Вышел на встречу старик?
Тайны его разгадать не умея,
Тайны рожденной в тиши, -
Не охватить кругозором пигмея
Мощных движений души.
Душу твою, эту душу большую
Чувствуем все мы, скорбя, -
Все без различья, стоим ли ошуюю,
Иль одесную тебя…
На дальнем севере
Это день или ночь? Как-то тускло светло,
Небо – призрачный пар, а вода, как стекло…
Хмуро встали кругом вековые леса,
Меж деревьев сверкает зари полоса:
Разгорается ль, меркнет, напрасно дразня?
Это к ночи ль сходящей? К восходу ли дня?
Впереди – непроглядная, белая муть,
Сырость дышит в лицо, в душу крадется жуть, -
Будто реют вокруг суеверные сны,
Будто темная зелень угрюмой сосны
Неразгаданно-страшные тайны хранит,
И, как памятник смерти, поднялся гранит…
Скалы жмутся к воде все грозней и грозней,
Но скользит пароход в лабиринте камней, -
Там меж сосен – жилье, и у края села
Показалась готической церкви игла,
Уходящая в высь с этой вечной мольбой:
«Сжалься, Бог милосердный, над нашей судьбой!»
Под Новый Год
Празднично ярки наряды,
Громко беседа слышна,
Красит и речи, и взгляды
Хмель золотого вина…
В ночь этой праздничной встречи
Новых, неведомых дней –
Льются свободные речи,
Слышатся чувства ясней…
Ярки мечты ожиданья,
Прошлых обманов не жаль, -
Здесь искушают гаданья
Только грядущую даль…
Но, - если б рушились грани:
Если б увидеть заране
Жизни бегущую нить, -
Разве бы стоило жить?.....
МОТИВЫ АНАТОЛЯ ФРАНСА
1.
Верь, мудрецов откровенья о тайнах вселенной –
Сказки, чтоб тешить ребячество вечное мира…
2.
Женщина – это итог обольщений, разбросанных в мире –
В воздухе вешнем, в лучах, в аромате цветущих деревьев…
3.
Гетера Таис отшельнику Пафнутию.
- Вестником новой любви ты пришел ко мне, странник…
Знай же, безумный: с тех пор, как целуют друг друга,
Тайн не осталось, увы! Неразгаданных раньше…
Помни, отшельник, и то, что любовника опыт
Более может сказать, чем научное слово…
4.
Если хотите назвать красоту мимолетною тенью,
С трепетной молнией я – обладания жажду сравнил бы…
Разве безумно желать красоты? Не мудрее ль, напротив,
Чтоб, мимолетно скользя, с красотой сочеталось желанье,
Чтобы мелькнувшую тень охватила сияньем зарница…
5.
Верь, не насилием мы побеждаем чужое упорство,
Но пониманием всех увлечений, надежд и желаний…
6.
За сладостный восторг слепых очарований,
За все обманы те, которыми когда-то
Я тешился и жил в чаду твоих объятий,
За прошлое с тобой, мелькнувшее как сон, -
В прощальный этот час плачу тебе ценою
Бесплодной грусти и ненужных пожеланий.
Прощай, моя любовь! прощай, моя богиня, -
Таинственный родник земного сладострастья,
Как небо, чистая, безгрешная душой!..
Прощай, моя любовь… прощай, желанный образ,
Ты – лучший изо всех, когда-либо природой
На землю брошенных в неведомую цель…
Прощай, моя любовь!..
7.
Гетера Таис отшельнику Пафнутию.
- Бог, говоришь ты, следит… но всесильного кто же
неволит
Грот, посвященный любви, окружать постоянным дозором?
Пусть не глядит, если мы – оскорбить его чем-нибудь
можем…
Но почему оскорбим мы Владыку безгранного мира?
Сам в наше тело вложил он безумную жажду объятий, -
Будем же в неге сгорать, повинуясь божественной
воле!..
Много к тому же о нем говорят небылиц всевозможных,
Мыслей внушают чужих, совершенно несвойственных
Богу…
8.
…Как мог я не понять, что вечное блаженство
Сокрыто в ней одной, в ничтожной каждой ласке, -
Что жизнь без этих чар любовницы желанной
Бессмысленно гнетет, как безотрадный сон!?...
Что рай обещанный, что может дать мне небо
Взамен восторгов тех, что ты бы мне дала?!
Ты раскрывала мне призывные объятья,
И нежил аромат взволнованного тела, -
И я, я не хотел забыться в высшем счастье
На лоне трепетном встревоженной груди…
Как? права не иметь с собою в ад кромешный
Воспоминания блаженные унесть,
Чтоб громко крикнуть там: «скорей готовьте пытку,
В огне пусть сохнет кровь, пусть истлевают кости, -
Не вырвете ничем земных воспоминаний,
Которыми я жив во веки и во веки!?»
Помнишь ли ты эти грезы тогдашние,
Наши беседы и споры с тобой?..
Юность влекла все призывней, бесстрашнее
В битву с судьбой…
Помнишь ли горы, и краски багряные
Пышных закатов, и наши мечты,
Нас чаровавшие, юностью пьяные –
Помнишь ли ты?
Сумрак сгущался, но, ежась от холода,
Не покидали мы сумрачных гор, -
Сердце стучало так чутко и молодо,
Тешил простор…
Помню – любила ты с камня отвесного
Жадно глядеть в безграничную даль…
Жаль тебе юности, грез неизвестного,
Или не жаль?
В жизни мы оба изведали многое:
Ты, как и я, не сдавалась судьбе, -
Только теперь что-то новое, строгое
Вижу в тебе…
Вижу усмешку какую-то странную,
Словно бы скрыть ты хотела печаль…
Ждешь ли ты жизни? как прежде, безгранную
Любишь ли даль?
Я… я по-прежнему небо вечернее
С тем же волнением боготворю,
В жизни грядущей еще легковернее
Вижу зарю…
* * *
О, не думай, что люди теперь уж не те,
Что поэзия сказок навеки забыта,
Что мечта умерла, а любовь к красоте –
Только призрак отжившего быта…
Нет, не бойся людей – замолчи, не пророчь
Этой смерти бесславной в удушье последнем:
Будет вечно тревожить весенняя ночь,
Будет звать к обольщающим бредням!
Мы вернемся к земле, к этим ярким цветам,
И в листве будем жить, красоту постигая…
Сколько сказок священных расскажем мы там,
Сколько грез ощутим, дорогая!..
Царевна-сказка
- Слушай, мой мальчик, - шептала старуха, -
Сказку любимую я расскажу:
Сосны седые шевелятся глухо,
Выбежал волк на межу…
Выбежал, глянул и скрылся пугливо…
В воздухе – холод и серая хмурь,
Бьются о берег морского залива
Волны неведомых бурь…
Ветер их гонит: куда и откуда
Нам не узнать, - необъятны моря,
Хмуры и страшны, и только, как чудо,
Заревом светит заря…
Тучи сгустились, чтоб двинуться к свету, -
Ветер их поднял и в клочья разнес…
Видишь ли полосу яркую эту
Там, где чернеет утес?
Страшный утес… здесь по синему морю
Стоны разносятся каждую ночь:
Плачет Царевна по тяжкому горю,
Слезы не могут помочь…
Помнишь, Царевна – жила ты на воле?
Слышали мы серебристый твой смех,
Видели игры веселые в поле,
Жизнь полудетских утех?
Голос твой звучный, отчетливо слышный,
Звал и манил, как твоя красота…
Да! хороша ты: и косы так пышны,
И так румяны уста!..
Но красоту подглядел ненароком
Змей из болота соседних долин, -
Выкрал Царевну, и в море широком
Держит ее властелин…
Держит в плену и сюда ежедневно
Сам прилетает, крылами шурша…
Плачь, ненаглядная Сказка-Царевна,
Ты и в слезах хороша! –
- Бабушка, видеть Царевну хочу я, -
К морю ты знаешь тропинки, пути…
Бедная плачет, на камнях ночуя, -
Надо Царевну спасти…
Я ведь люблю ее… гадкого змея
Я не боюсь… ну пойдем, - покажи…
Я до утеса добраться сумею,
Ты доведи до межи. –
- Полно, мой мальчик… ведь это же в сказке:
Глупые выдумки бросить пора…
Ляг хорошенько, закрой себе глазки,
Сладко засни до утра.
Спят все послушные, умные дети, -
Утром разбудят их солнца лучи…
Много царевен ты встретишь на свете:
Эту забудь, - не ищи…
Колдунья
Ты меня разлюбил, ты уходишь к другой –
Но не знать тебе радости новых объятий…
Темной ночью, в пещере раздевшись нагой,
На таинственный камень ступлю я ногой
И огонь разведу для заклятий…
Пусть меня поджидают твои сторожа, -
Я в кустах пропаду, и от гнева дрожа,
Проберусь на священную гору
По ветвистому темному бору…
Я пройду у реки сквозь прибрежный камыш, -
Мне дорогу укажет летучая мышь,
Мне глазами светить будет филин…
На реке соберу я ночные цветы, -
Не преследуй меня, не разыскивай ты:
Колдовству помешать ты бессилен!..
Вам не знать все равно тихих восторгов любви,
Что с тобой я недавно делила…
Я подводные корни из желтого ила
Извлеку, омочив в ястребиной крови…
Не забудь, что владею я чарами всеми,
Что мне ведомы тайны нездешних миров, -
Я найду тот овраг, тот таинственный ров,
Где взросло ящериное семя:
Там неведомых ящериц вьются хвосты,
Точно длинные стебли вплетаясь в кусты,
Там отравлены горькие травы
Темным соком ужасной отравы…
Я разлучницу нашу, поверь, изведу:
Этой ночью умрет она в диком бреду,
Поцелуев твоих не изведав…
Ну а ты… если ласки мои позабыл,
Ты навеки утратишь любовный свой пыл, -
Мне знакомы заклятия дедов…
Взвейся, страшный огонь! Ярким заревом хлынь!
Я с петрушкой и с тмином смешаю полынь,
Обовью я гадюку листвой повилики…
Вот – летучая мышь, вот – вещунья-сова, -
О, я знаю их – страшные эти слова
И заклятий безумные клики…
Я сама их боюсь, этих таинств огня,
Но я буду в пещере – и вас околдую…
Ах, останься со мной, - пощади и меня,
И себя самого, и ее, молодую…
АНТИЧНЫЕ ЭСКИЗЫ
На пиру
- В дыме курений, как будто в тумане,
Смутно скользят непривычные взоры…
Мрамор, цветы, драгоценные ткани,
Свет от лампад, ударяющий в грани
Яркого камня богатой амфоры…
Нектару равная сладкая влага
Льется свободно в кратеры и в чаши, -
В лицах сквозит опьяненья отвага, -
Но в этой роскоши – высшее благо
Это красавицы юные ваши…
Друг мой давнишний, ко мне благосклонный,
Ты мне откроешь в правдивой беседе,
Родственно близкой средой окруженный, -
Кто эти чудные, пышные жены?
Кто их избранники, кто их соседи?
С радостью, друг чужеземный: гляди же, -
Смелой рукой я раздвину завесу:
Это Левкаста, - сидящая ближе, -
Наглая, злая – с улыбкой бесстыжей
Розу она подает Апеллесу.
Родом фивянка… преступная часто
Скрыться умела, других обнаружа…
Но отравивши супруга, Левкаста
К нам убежала из Фив, хоть у нас-то
Ей не найти себе нового мужа…
Та, что обнявши художника сзади,
Полная неги трепетной ласки,
Вся в драгоценностях, в ярком наряде,
Льнет к Апеллесу, с любовью во взгляде
Щуря свои васильковые глазки, -
Эта недавно значенья и веса
Чары познала, - она чужестранка
Из отдаленного скифского леса, -
Это последняя страсть Апеллеса, -
Вкусов пресыщенных цель и приманка…
Ну… Апеллеса ты знаешь картины, -
Незачем спрашивать об Апеллесе…
Временно здесь он, чтоб видеть Афины,
Чтоб, насладясь лицезрением Фрины,
Вновь поселиться в родимом Эфесе…
Это Ксантиппа – коринфянка родом, -
Зорко грядущее видит Ксантиппа…
С нею оратор Эсхин, с каждым годом
Больше и больше любимый народом –
Друг македонцев, сторонник Филиппа…
Вот и Актэ… ослепительней снега
Тело гетеры, почти что раздетой…
С ней Фокион… но любовная нега
Не обольстит молодого стратега, -
Нет ему дела до женщины этой…
Вот Дизерис… беззаботна, богата…
В жизни не знает тревожных вопросов…
Розами, полными чар аромата,
Дерзко венчает чело Исократа, -
О, как смешон в этих розах философ!
Это Климена, а с нею Коррида…
Любят друг друга… но громкое имя
Царственной Фрины их дразнит… обида
Их заставляет ласкать Гиперида, -
Но не на них смотрит избранный ими…
Смотрит туда, где на пурпурном ложе
Дремлет Пракситель… у ног властелина
Молча внимает толпе молодежи
Та, что оратору жизни дороже, -
Это сама богоравная Фрина…
Видишь ее… ну могли ли бесследно
В мире скрываться подобные чары?..
Всех превзошла она славой победной,
Стала богиней из девушки бедной,
Бедной, простой уроженки Мегары…
Помню я день тот, когда овладела
Фрина народом у берега моря:
Сняв покрывало, спокойно и смело
В волны сошла, безупречностью тела
С телом Киприды уверенно споря…
Что это было? С младенческой верой,
С рабским восторгом священных молений,
Как пред самою богиней Киферой,
Перед раздетой продажной гетерой
Пал восхищенный народ на колени…
Громкою славой мегарянка эта
Имя свое разнесла по Элладе…
Краски художника, лира поэта, -
Все это ей, чтоб улыбку привета
Жадно прочесть в снисходительном взгляде.
Вот она… видишь: задумчиво лежа,
Внемлет рассеянно речи знакомой,
В белых одеждах на пурпуре ложа,
Разум туманя, желанья тревожа
Этой призывною женской истомой…
Видишь, - ей жарко… узорный гиматий
Легким движением сбросила в ноги…
Понял ты тех, кто за радость объятий
Без размышленья готовы отдать ей
Все, чем их жребий прославили боги?..
Понял, что в ней, в ею брошенной ласке
Все родники вдохновения скрыты, -
И, не боясь повсеместной огласки,
Только с нее Апеллесовы краски
Могут списать красоту Афродиты…
Понял, где тайна, что божеской властью
Дышит Праксителя чувственный гений:
Фрина влечет его к гордому счастью,
Фрина – богиня, томимая страстью, -
Голову клонит к нему на колени…
Гость из далеких окраин Эпира,
Можешь сказать ты, покинув Афины:
Видел я роскошь Афинского пира,
Видел я многих прославленных мира,
Чуял величье божественной Фрины…
Эпиталама
Посмотри, Каллистелес, -
В небе звезды зарделись,
У Коринны лицо стало строже…
И, душой пламенея,
Я зову Гименея
Освятить ваше брачное ложе…
Юный друг мой, давно я
В тебе видел героя,
А с отцом твоим дружен был близко, -
Любовались мы часто,
Как громил ты Адраста
И в борьбе, и в метании диска…
Стройный стан твой – стан бога,
Жен пленительных много
На него с вожделеньем глядело…
Знаешь сам – были рады
В час вечерней прохлады
Отдавать тебе смуглое тело…
Но, как опытный воин
В шуме боя спокоен,
Не хмелел ты от ловли удачной, -
Будь же тверд, как и прежде
В этой брачной одежде
Будь спокоен с своей новобрачной…
Верю я – деву эту
Любишь ты без завету,
Страсть твоя горячей и мятежней…
Но – сдержи ее туже, -
Брак потребует в муже
Осторожности более прежней…
Ведь ты знаешь, - Коринна,
Как ребенок, невинна,
Ей впервой слышать пламенный шепот…
Приучи ж ее к ласке,
А потом без опаски
Все отдай ей, что дал тебе опыт…
Сколько чар, в самом деле,
В этом девственном теле,
Этот стан – он так нежен и строен,
Он – предел совершенства, -
И такого блаженства
Даже ты, юный друг, недостоин…
Все невзгоды – пустое!
Пока в мире вас двое,
Пока свет еще есть в этом взоре,
Жизнь не будет пустынна, -
Ведь с тобою Коринна
Разделяет и радость, и горе…
Дай же руку невесте,
И без робости вместе
Уходите, послушные дети,
Чтоб блаженней, чем боги
В олимпийском чертоге,
Пробудиться при утреннем свете…
Мне ж оставьте кратеры,
Буду пить я без меры,
Как пивал я, когда был моложе…
И, от влаги краснея,
Призову Гименея
Освятить ваше брачное ложе…
Продавец невольниц
- Ты хочешь невольниц глядеть… погляди, -
Богатое зрелище ждет впереди, -
Есть прямо красавицы… может быть даже
Зайдет у нас речь о продаже?
Старух мы не станем смотреть, хоть и есть
Преклонного возраста пять или шесть…
Берут их охотно – примеры не редки –
В дома, где есть малые детки…
Но юный твой возраст, игривый твой взгляд,
Мне чуется ясно, другого хотят…
Ты ищешь таких, чтоб желанья восторги
Мгновенно родились при торге…
Мне на руку это… я сам, хоть и стар,
Но все же люблю этот свежий товар,
И жадно тревожусь болезненной жаждой
При виде красавицы каждой…
Хоть многое время навек унесло,
Люблю всей душой я свое ремесло, -
Никто не продаст тебе женского тела
С таким пониманием дела…
Весь опыт, весь пыл истомленной души
Теперь уложил я в свои барыши, -
Я женщину вмиг без ошибки раздену
На всякую данную цену…
Ты девушек любишь?.. пожалуй, ты прав,
Что много сулит шаловливых забав
Невинность стыдливая девушки голой,
Нетронутой жизненной школой…
На них оттого и цена поднята,
Что каждого властно тревожит мечта
Развить и учить их по собственной воле
В какой бы ни вздумалось школе…
Но думаешь ты, - не обманутся те,
Которые, слепо отдавшись мечте,
Какое-то новое счастье хотели
Найти в этом трепетном теле?
Какое там новое счастье!.. поверь,
Что если и к старому узкую дверь
Удастся открыть без больших остановок,
То значит умен ты и ловок…
Да… жизни наука не так-то легка, -
И верь, чужеземец, словам старика,
Что женщина, знавшая брачное ложе,
Значительно стоит дороже…
Но спорить довольно… к покою маня,
На смену лучам утомленного дня
Прохладу вечернюю шлет жизнедавец, -
Пойдем и посмотрим красавиц…
Фалерна Хмель
…И кесарь встал, истомно-нежным взглядом
Окинув Юлию – любовницу и дочь…
И встала Юлия, остановившись рядом,
Спокойная и тихая как ночь,
Та дымчатая ночь, которая все боле
Окутывала даль и гордый Капитолий…
Уже кончался пир, и затихала речь,
Льстецов и прихвостней досужая беседа, -
О том, что кесарь – бог, о том, что римский меч
Поработит коварного соседа,
Пределы римские раздвинув до небес,
Включив и океан, и Тевтобурский лес…
Конечно это так, конечно это верно,
Особенно под хмель душистого Фалерна…
Но кесарь встал…
все это каждый день
Он слышит от гостей за трапезою пира, -
И тень усталости, пресыщенности тень
Скользнула по челу счастливца-триумвира.
Конечно, гордый Рим везде проложит путь,
Мечом поработит и кимвра, и тевтона…
О чем тут говорить?
Пора и отдохнуть,
Склониться к Юлии на трепетную грудь,
Дрожащую под дымкою хитона…
Чтоб кесаря принять, она уже ушла, -
И полный сладких грез, покинул он триклиний…
Скрывая все цвета и очертанья линий,
Спускалась на холмы таинственная мгла,
Спускался сумрак темно-синий…
Чтоб кожу освежить усталого чела,
На воздух вышел он – владыка полумира…
И ночь-волшебница владыку обняла,
И звезды без числа
Глядели на него из сумерек эфира…
И взор свой устремив на чистый небосклон,
Улыбкой ласковой ответствовал им он:
«К чему разгадывать неведомое небо?
Мне нужен этот Рим – солдат и торговцов,
Ценою зрелища и хлеба
Продавший гражданство отцов.
А боги?.. боги здесь… не в небе наша вера,
А Юлия моя – она же и Венера.
Вот статуя ее… изваяна она
Скульптором греческим из дальнего Родоса, -
Улыбка детская божественно-ясна,
Как у богини чист безгрешный очерк носа.
Покоем божеским, бессмертием маня,
Она смеется мне, она зовет меня…
Дух творчества в ней просится наружу,
Понятен этот зов избраннику и мужу, -
Прощай, воздушный мир, - я ухожу туда»… -
И с гордым вызовом насмешливое око
Он поднял к небесам…
торжественно с востока
Вставала новая и странная звезда…
И ровный белый свет, иной, необычайный,
Струился по земле, разоблачая тайны.
Ясней, чем днем, мог кесарь разглядеть –
И Рима спящего недвижные громады,
И свой роскошный сад, аллеи, водопады,
И кипарисов стройных сеть, -
И тело Юлии, изваянное тело,
Еще, казалось, побелело…
«Силен Фалерна хмель… бред пьяной головы»…
Глаза закрыв рукой, вскричал властитель Рима…
В ту ночь по всей земле была звезда та зрима,
И за звездой пошли кудесники-волхвы.
Наставление эпикурейца
(Гораций, I, 11)
Позабудь, Левконоя, тревоги,
Не исследуй таинственных чисел, -
Неизвестное ведают боги
От которых наш жребий зависел…
Лучше бросим пустые вопросы, -
Суждены ли нам долгие годы,
Иль умрем мы, как только в утесы
Вновь ударят ожившие воды…
Будь разумна, - и хмельный напиток
Принеси мне процеженным в чаше, -
Пусть надежд окрыленных избыток
Весь уйдет в настоящее наше…
Мы с тобою в пустом разговоре
Только время теряем напрасно…
Брось заботы о будущем горе, -
Настоящее наше – прекрасно!..
КРАСКИ ЖИЗНИ
* * *
Так явственны вчера казались эти грезы,
Победа так близка, так легок жизни путь…
Пьянящее вино, и женщины, и розы
Влекли куда-то ум и волновали грудь…
Вчера за ужином мы говорили много,
Ты слушала меня – недвижна и бледна, -
Все ярче, все ясней мне виделась дорога,
Пока искристый хмель я осушал до дна…
Победу полную предчувствуя заране,
К себе я приобщал, бесстрашно глядя вдаль, -
Весь этот блеск ночной в богатом ресторане,
Наряды женские, и розы, и хрусталь…
Да разве трудно жить? путей как будто мало,
Совсем нетронутых, неведомых еще?..
Ты слушала меня, ты с жадностью внимала,
Пока я говорил – легко и горячо…
Но праздник миновал – шумлив и многолюден, -
Сегодня серый день в окно уже глядел…
Пожалуй не найти меж беспросветных буден
Ни ярких этих слов, ни новых этих дел…
* * *
Счастья страница как только прочитана,
Рви ее, брось и забудь…
Пусть навсегда для тебя замолчит она,
Даст тебе мирно заснуть…
Мирно, без снов, без видений из прошлого,
Трепетно льнущих, дразня…
Цепко живи хоть заботами пошлого,
Серого буднего дня…
Лишь бы не снились пленительно синие
Краски тех радостных дней, -
Небо, и море, и кисти глицинии,
Очи, лазури синей…
* * *
Устала плакать непогода,
Зловещий вихрь умчался прочь,
И с раззолоченного свода
Спустилась царственная ночь…
Дрожа, деревья шепчут сказки,
Поют безумно соловьи,
А ночь волнует жаждой ласки
И жжет дыханием любви.
И вспомнил я: бессмертной властью
Мне в память врезалась точь-в-точь
Такая ж дышащая страстью
И упоительная ночь…
Дымился сумрак синеватый,
Дрожала юная листва,
И я, волнением объятый,
Шептал безумные слова…
Под обаяньем ночи хмельной
Я словно веровал тогда,
Что наше счастье беспредельно,
Что тучи скрылись без следа!
А ты… окутанная тенью
Листвы ветвистого ствола,
Ты отдавалась наслажденью,
И страстью нежила и жгла.
Волос отброшенных потоки
Назад спадали, как фата;
Как в знойный день, горели щеки,
И жгли горячие уста…
Тревожил воздух благовонный
Всесильной чарой волшебства,
И я, восторгом опьяненный,
Шептал безумные слова…
* * *
Да, я верю теперь, что ты любишь меня, -
Я горжусь полнотой своего торжества!
Поцелуи твои – горячее огня,
Страсти жадной твоей – неподдельны слова…
Так во имя ж чего ты терзала меня,
Неприступной броней защищая себя?
И, обет отреченья нелепо храня,
Ты любила меня… и молчала, любя…
За свободу боролась отчаянно ты, -
И устала бороться, и пала в борьбе…
В безотчетный порыв воплотились мечты, -
Ты любовью пьяна… и я верю тебе…
Но не веры моей ты ждала от меня…
Ты мечтала о том, ласку мне подарив,
Что ты счастье даешь, и что с этого дня
Я тобою одной навсегда буду жив…
Но отдавшись любви, ты забыла совсем,
Что утрачен уже дорогой идеал:
Я слова расточил – и теперь я стал нем,
Душу отдал тебе – и бездушным я стал…
Ты пойми, что растрачена вся без следа
Вдохновенная сила загубленных дней…
Так во имя ж чего ты молчала тогда,
Когда счастье мое было в ласке твоей?..
* * *
Упала ночь… едва заметный
В деревьях прятался зефир,
И, будто камень самоцветный,
Сиял на небе Альтаир…
Я помню взгляд твой грустно-нежный,
Твой облик строгий и немой,
И вздох загадочно-мятежный
В ответ на вызов страстный мой.
Что было просто и ничтожно
В тебе для всех, то в эту ночь
Мне говорило непреложно:
Ей этих чар не превозмочь…
Я счастлив был… упрямым взглядом
Я звал тебя идти за мной,
А ты стояла тут же рядом,
Не шевелясь во тьме ночной…
Но был тревожен вздох ответный,
Но чаровал нас Божий мир,
А в небе – камень самоцветный –
Горел прекрасный Альтаир…
* * *
Смеетесь вы над нашею любовью, -
Над робостью ее, безмолвием моим,
И то, что я люблю, и то, что я любим,
Дает лишь повод празднословью…
Отчасти правы вы… невыяснен наш путь…
Туманны и бледны любви счастливой краски,
И никогда – в порыве страстной ласки
Я не склонялся к ней на грудь…
Вам странной кажется любовь без сладострастья, -
Ненужной, может быть, - притворной и пустой;
Смешно себя увлечь несбыточной мечтой
Иного, девственного счастья.
О, пусть моя любовь, - любовь неясных снов, -
Вам кажется притворной и смешною, -
Ты вся открыта мне, разгаданная мною
Без страстных ласк, почти без слов…
Без страстных ласк, без неги опьяненья
Слиянья полного я чую торжество, -
И явственное мне души твоей родство
Дороже тайны наслажденья…
Позволь, мое дитя, хранителем твоим
Мне целомудренно приникнуть к изголовью…
Так смейтесь же над нашею любовью, -
Над тем, что я люблю, над тем, что я любим…
* * *
Не смущай, не раззадоривай, -
Мы давно с тобой забыли
Эти сказочные были
И покрыт уж слоем пыли
Полог ночи той лазоревой…
Дней труда не обесценивай
Горькой ласкою участья:
Верь, - избрал благую часть я –
Сам отринул звезды счастья
В свежей кисти той сиреневой…
Длинной речи не заканчивай:
Под весенним сладким хмелем
Только вздор мы праздный мелем,
И влечет к опасным мелям
Зыбь фантазии обманчивой…
* * *
Мой каменистый, неведомый путь
Стал мне желанней и краше…
Чувствую, знаю – ты хочешь вернуть
Счастье далекое наше.
В грезах ты снова навстречу идешь
Тою же жизненно свежей:
Та же знакомая чуткая дрожь,
Речи призывные те же…
Новую встречу пророчат мечты
Ярче, сильней, неизбежней…
Чувствую – благословляешь и ты
Дни нашей радости прежней…
Светлая, свежая, как ты близка, -
Нет, я мечтой не обманут:
Буду молиться и плакать, пока
Дни разобщения канут…
* * *
Я полюбил тебя за легкость нашей встречи,
За то, что я не ждал того, что я нашел;
За то, что нас свели не пламенные речи,
А неизвестный произвол…
За то, что первый день, открывший столько счастья,
Неясен и забыт, как жизни первый миг;
За то, что я в тебе безумье сладострастья
Впервые полностью постиг…
За то, что без борьбы ненужной и суровой
Легко ты мне дала сближенья торжество;
За то, что для тебя не призрачное слово –
Забвенье полное всего…
За то, что с каждым днем и с каждой новой лаской
Я открывал в тебе все больше красоты;
Ха то, что и теперь несбыточною сказкой
Еще мерещишься мне ты…
За то, что к твоему склоняясь изголовью
В объятиях твоих я чуял жизни цель;
За то, что ты могла рассеивать любовью
Мой вечный бред, мой вечный хмель…
За то, что лишь в тебе я видел воплощенье
Того, о чем мечтал с мучительной тоской;
За то, что ты одна дарила наслажденье
Как сладкий божеский покой…
За то, что с этих пор нигде пытливым взглядом
Похожей на тебя я отыскать не мог;
За то, что отравил меня горячим ядом
Твой первый сладострастный вздох…
За то, что на груди и трепетной, и зыбкой
Казаться стало мне, что бог у нас один;
За то, что я теперь на все смотрю с улыбкой
Познанья жизненных глубин…
За то, что многие любить тебя хотели,
А я их страстный сон увидел наяву;
За то, что с этих пор, опять бродя без цели,
Я счастьем прошлого живу…
За то, что ты могла безумьем жгучей страсти
Меня порабощать, лаская и любя;
За то, что столько раз, пугаясь этой власти,
Я мучил и терзал тебя…
За то, что ты без слов внимала укоризне
В те памятные дни бессмысленной борьбы;
За то, что ты близка к великой правде жизни,
К святым велениям судьбы…
Я полюбил тебя неслышно и случайно,
И сам я не скажу – недавно иль давно,
Но связан я с тобой какой-то темной тайной –
И разлюбить не суждено…
* * *
Хмурое небо, туманная даль –
Это ли праздник весны?
Тот, что рассеет былую печаль,
Тот, что пророчили сны…
Разве проснуться еще не пора
К жизни заветной, иной?
Где ж ослепительных красок игра,
Солнца полдневного зной?
Плачут деревья… ненастная мгла,
Тусклая, бледная тень…
Где же могучая сила тепла,
Радостный солнечный день?
Ветер зловещий, неслышно скользя,
Новые тучи нанес…
Значит, и солнца увидеть нельзя
Без новых слез…
ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Audaces Fortuna Juvat
Так вот они – крылья… по вольной причуде
То к небу взлетая, то падая ниц,
Без трепетных взмахов летающих птиц
Скользят горделиво крылатые люди.
Как будто летают они, оседлав
Каких-то чудовищ, крылатых драконов,
Колеблющих воздух вне всяких законов,
Совсем без движенья бегущих стремглав.
В прощальной заре, в ее отблесках алых,
Когда уж ложилась вечерняя мгла, -
Вздымались причудливо эти тела –
Большие скелеты зверей небывалых.
Растянутый хвост отделив от земли,
Вот змей поднимается выше и выше,
Над купой деревьев, высоко над крышей,
Летит, распластавшись в прозрачной дали.
Все больше торопится с каждой минутой,
Как жук исполинский, тревожно жужжа, -
Какого-то в небе достиг рубежа
И вдруг повернул своевольно и круто.
И странно спокоен отважный полет:
Не двинутся крылья, не дернется остов…
Волнуясь, толпа с отдаленных помостов,
С земли потемневшей приветствия шлет.
А вот и другой… он как будто тяжеле –
Загадочный зверь неизвестных пород…
Но взвился внезапно, - крутой поворот,
И в воздухе тонет, шурша еле-еле.
По небу прозрачному чертит круги,
Пути пролагая в безоблачной шири, -
Победу он празднует высшую в мире…
Так вот они – крылья!.. Господь, помоги!..
На родине
Недвижно стелется тяжелая река,
Кругом простор полей, безбрежный, неоглядный;
Ложатся сумерки, и только облака
В вечернем пурпуре тревожны и нарядны…
Иди, куда глядишь, - повсюду путь широк,
Свободный, вольный путь степного бездорожья…
К заветному жилью вернее без дорог
Нас может привести святая воля Божья…
Но нет нигде огней… пустынные поля
Все дальше тянутся, развертываясь шире…
О, необъятная, безгранная земля,
Где ж люди те твои, которым тесно в мире?
Иль это был кошмар – гнетущий, страшный сон,
Фантазии твоей назойливые бредни, -
Когда так явственно мы слышали их стон,
Мольбу о помощи и скорбный зов последний?
Но даль родных полей бездонно глубока,
Ни звука, ни огня, - лишь медленно-тягуче
По степи стелется тяжелая река,
И гаснут облака, сгустившиеся в тучи…
На могиле Л.Н. Толстого
Знал ли он правду, - с вершины Синая
Нес ли грядущий завет?
Или он ощупью шел, сам не зная,
Видит ли истинный свет?
Прав ли он был в отрицаньи суровом,
Он, неустанный творец?
Это пророк ли, карающий словом,
Или отшельник-мудрец?
Бога ль увидели вещие очи,
Был ли то совести крик, -
К свету какому средь сумрака ночи
Вышел на встречу старик?
Тайны его разгадать не умея,
Тайны рожденной в тиши, -
Не охватить кругозором пигмея
Мощных движений души.
Душу твою, эту душу большую
Чувствуем все мы, скорбя, -
Все без различья, стоим ли ошуюю,
Иль одесную тебя…
На дальнем севере
Это день или ночь? Как-то тускло светло,
Небо – призрачный пар, а вода, как стекло…
Хмуро встали кругом вековые леса,
Меж деревьев сверкает зари полоса:
Разгорается ль, меркнет, напрасно дразня?
Это к ночи ль сходящей? К восходу ли дня?
Впереди – непроглядная, белая муть,
Сырость дышит в лицо, в душу крадется жуть, -
Будто реют вокруг суеверные сны,
Будто темная зелень угрюмой сосны
Неразгаданно-страшные тайны хранит,
И, как памятник смерти, поднялся гранит…
Скалы жмутся к воде все грозней и грозней,
Но скользит пароход в лабиринте камней, -
Там меж сосен – жилье, и у края села
Показалась готической церкви игла,
Уходящая в высь с этой вечной мольбой:
«Сжалься, Бог милосердный, над нашей судьбой!»
Под Новый Год
Празднично ярки наряды,
Громко беседа слышна,
Красит и речи, и взгляды
Хмель золотого вина…
В ночь этой праздничной встречи
Новых, неведомых дней –
Льются свободные речи,
Слышатся чувства ясней…
Ярки мечты ожиданья,
Прошлых обманов не жаль, -
Здесь искушают гаданья
Только грядущую даль…
Но, - если б рушились грани:
Если б увидеть заране
Жизни бегущую нить, -
Разве бы стоило жить?.....
МОТИВЫ АНАТОЛЯ ФРАНСА
1.
Верь, мудрецов откровенья о тайнах вселенной –
Сказки, чтоб тешить ребячество вечное мира…
2.
Женщина – это итог обольщений, разбросанных в мире –
В воздухе вешнем, в лучах, в аромате цветущих деревьев…
3.
Гетера Таис отшельнику Пафнутию.
- Вестником новой любви ты пришел ко мне, странник…
Знай же, безумный: с тех пор, как целуют друг друга,
Тайн не осталось, увы! Неразгаданных раньше…
Помни, отшельник, и то, что любовника опыт
Более может сказать, чем научное слово…
4.
Если хотите назвать красоту мимолетною тенью,
С трепетной молнией я – обладания жажду сравнил бы…
Разве безумно желать красоты? Не мудрее ль, напротив,
Чтоб, мимолетно скользя, с красотой сочеталось желанье,
Чтобы мелькнувшую тень охватила сияньем зарница…
5.
Верь, не насилием мы побеждаем чужое упорство,
Но пониманием всех увлечений, надежд и желаний…
6.
За сладостный восторг слепых очарований,
За все обманы те, которыми когда-то
Я тешился и жил в чаду твоих объятий,
За прошлое с тобой, мелькнувшее как сон, -
В прощальный этот час плачу тебе ценою
Бесплодной грусти и ненужных пожеланий.
Прощай, моя любовь! прощай, моя богиня, -
Таинственный родник земного сладострастья,
Как небо, чистая, безгрешная душой!..
Прощай, моя любовь… прощай, желанный образ,
Ты – лучший изо всех, когда-либо природой
На землю брошенных в неведомую цель…
Прощай, моя любовь!..
7.
Гетера Таис отшельнику Пафнутию.
- Бог, говоришь ты, следит… но всесильного кто же
неволит
Грот, посвященный любви, окружать постоянным дозором?
Пусть не глядит, если мы – оскорбить его чем-нибудь
можем…
Но почему оскорбим мы Владыку безгранного мира?
Сам в наше тело вложил он безумную жажду объятий, -
Будем же в неге сгорать, повинуясь божественной
воле!..
Много к тому же о нем говорят небылиц всевозможных,
Мыслей внушают чужих, совершенно несвойственных
Богу…
8.
…Как мог я не понять, что вечное блаженство
Сокрыто в ней одной, в ничтожной каждой ласке, -
Что жизнь без этих чар любовницы желанной
Бессмысленно гнетет, как безотрадный сон!?...
Что рай обещанный, что может дать мне небо
Взамен восторгов тех, что ты бы мне дала?!
Ты раскрывала мне призывные объятья,
И нежил аромат взволнованного тела, -
И я, я не хотел забыться в высшем счастье
На лоне трепетном встревоженной груди…
Как? права не иметь с собою в ад кромешный
Воспоминания блаженные унесть,
Чтоб громко крикнуть там: «скорей готовьте пытку,
В огне пусть сохнет кровь, пусть истлевают кости, -
Не вырвете ничем земных воспоминаний,
Которыми я жив во веки и во веки!?»
ПОД РОЖДЕСТВО
В рождественскую ночь
Тишь и простор… темно-синяя ночь
Мягко сошла и пустыню окутала,
В сумраке льющемся краски все спутала, -
Синие тени все схожи точь-в-точь…
Всюду легли эти тени дремотные, -
В камни, в кустарник, в пески…
Только лишь на небе ярко близки
Звезды бессчетные…
Смолкли стада… пастухи улеглись
В мирном согласьи с уснувшей пустынею, -
Завороженные ночью той синею,
На небо глядя, в бездонную высь…
Там – эти звезды, давно им знакомые…
Жадно ища путеводной вехи,
Сколько гадали по ним пастухи,
К светлым узорам влекомые…
Звезды давали желанный ответ,
Звезды вели их к безбрежности, -
Взором любви, поклоненья и нежности
Люди ловили мигающий свет…
Близкие к звездам, к природе таинственной,
Люди умели смотреть в небеса, -
Им и открылись тогда чудеса
Богорождения ночи единственной…
Звездную сеть понимали волхвы,
Вещие знали гадания,
Видели тайную нить мироздания
В светлых узорах ночной синевы…
Люди, в далекие звезды влюбленные,
Звездам служащие – знали тогда,
Что означала большая звезда,
Вдруг посетившая выси бездонные…
И за звездою, что, ярко горя,
Шла перед ними в значеньи разгаданном,
С золотом, смирной и ладаном
Вышли, чтоб встретить Царя…
Где они, - знаменья эти чудесные?..
Свет, засиявший из тьмы,
Ангелы, звезды, чертоги небесные, -
Разве их видели мы?
Где она, где та звезда путеводная?
Блеск ее в небе погас…
И неясна, непонятна для нас
Вещая книга природная…
Разве сумеем прочесть мы призыв?
Разве мы те ж созерцатели?
Мудрость волхвов позабыв,
Мы пастухов простодушье утратили…
Мы в городах наших ярко зажгли
Наши людские светила блестящие,
И не заметны огни настоящие
Нам за огнями земли…
Ночь Рождества… ночь евангельской повести,
Ты, посвященная тайнам чудес, -
Хочешь ли за город нас далеко вести, -
В поле, в таинственный лес?
Там, где растут эти ели зеленые,
Станем по-прежнему, в звезды влюбленные,
Мы созерцать прихотливый узор, -
И, погружаясь в безбрежность небесную,
В сети созвездий внимательный взор
Может открыть и звезду неизвестную…
О, подари нас, волшебная ночь,
Хоть на мгновенье чудес ожиданием, -
Перенеси нас из города прочь –
К мудрости леса и к звездным гаданиям!..
У Чаталджи
Горный воздух прозрачен и чист;
Небо ясно; не тронется лист;
Спит кустарник колючий и цепкий…
Вырываясь из дымчатой тьмы,
Убегают далеко холмы –
Прихотливой, загадочной лепки…
Лишь в лощинах колышется мгла,
А вверху, в небесах, ночь зажгла
Звезды яркие, полные блеска…
И в прозрачности воздуха гор
Их мигающий светлый узор
Выступает так четко и резко.
Над болотом струится туман, -
А за ним – это вражеский стан
На пустынных холмах за болотом…
Слева моря видны берега, -
Мы у самого стана врага,
Перед грозным последним оплотом…
И нам чудится – в синей дали,
За холмами, у грани земли,
В полумесяца трепетном свете, -
Призрак города: башни, сады,
И дворцы у зеркальной воды,
И старинные храмы – мечети…
Слышны стоны, бряцанье оков…
Нет, то просто игра облаков
И назойливый ропот потока…
Ярки звезды в пространстве без дна,
И всех ярче меж ними одна,
Что к полуночи встала с востока…
О, как царственна эта звезда,
Как заметна ее борозда,
Светлый путь в бесконечном просторе…
Полумесяц бледней и бледней,
Он уходит, скользит перед ней,
Опускаясь в далекое море…
В эту ночь в ясной выси небес
Ждешь невольно священных чудес,
Той звезды, что укажет дорогу…
И теперь – не она ли зажглась?
Не раздастся ли ангельский глас:
«Слава в вышних всесильному Богу!?»
Путь тернист и противник жесток…
Но звезда нас зовет на восток
И горит, как победы эмблема, -
Выступая все ярче, ясней…
Не идти ли послушно за ней?
Не она ли звезда Вифлеема?
Преклонив, как в молитве, главы,
Шли за ней пастухи и волхвы
К неизвестной, скалистой пещере…
Не за ней ли бестрепетно шли
В глубь пустынной, бесплодной земли
Крестоносцы в воинственной вере?...
…………………………………………
Все безмолвно и тихо кругом, -
Мы одни перед нашим врагом,
Звезды меркнут в рассветной окраске, -
Всполошилась лощинная тень, -
Скоро встанет, подымется день,
Разгоняя полночные сказки…
1912 г.
* * *
Были светлые виденья… в небе ангелы летали…
Шли цари путем заветным за таинственной звездой…
Можно ль верить в дни раздоров, под удары тяжкой стали,
В эти чудные сказанья нашей древности седой?
Кровь и стоны… гул снарядов… призрак смерти многоликой,
Черным трауром несчастья облаченный скорбный мир…
И евангельская песня, песня радости великой:
Слава в вышних, Богу – слава, а земле – покой и мир!
В эти дни земных раздоров можно ль верить песням рая,
Возвестившим обновленье очарованной земли?
Разделенные враждою люди гибнут, умирая,
Каждый день твердит о смерти, о жестокости и зле…
Но не раз уже в раздорах были дни пережитые,
Шли века жестоких распрей, потрясений и невзгод, -
А слова далекой песни сохранились, как святые,
И, храня священный праздник, мы поем их каждый год…
Значит – живо что-то в сердце… вера в счастье возрождения…
Значит – снам блаженным рая наше сердце отклик шлет…
Можно верить в дни раздоров в эти светлые виденья, -
В яркий путь звезды заветной, в светлый ангельский полет…
1914 г.
ОТКЛИКИ ВОЙНЫ
Гроза
Воздух сгущенный, давя, как дурман,
Тяжко дымился косматыми тучами…
С запада полз непроглядный туман
И оседал над Карпатскими кручами…
Грянула Божья гроза! по земле
Гром небывалый прошел перекатами…
Вспыхнули молнии… в каждой скале
Эхо проснулось, гремя за Карпатами…
Разве не легче дышать? кругозор
Разве не шире? гроза небывалая
Тучи разносит… и в выступах гор
Ярко заря загорается алая…
В станице
К запруженной реке спускаюсь косогором,
Колеса тормозит тяжелый чернозем…
Мы пышные хлеба на днях уже свезем, -
Работа начата, торопимся с убором…
Вдали безбрежна степь за лентою реки,
Лишь вкраплены кой-где какие-то кочевья…
Станица над рекой: фруктовые деревья
И белые дома, и сизые дымки…
Что это? Праздник сегодня?
Люди у каждых ворот,
Отперта церковь Господня,
Валом к ней валит народ…
Из-за садов переулка
Сколько сбежалось ребят…
Колокол тяжко и гулко
Разом ударил в набат…
Около той водокачки
Что-то читается вслух, -
Плачут, я вижу, казачки,
Скачет казак во весь дух…
Лица задумчиво-строги,
Замер подавленный крик…
На повороте дороги
Крестится дряхлый старик…
Все говорят, что хорунжий
Громко рассказывал тут,
Будто бы с Терека, с Сунжи
Наши полки уж идут…
Сбор объявили сегодня, -
К вечеру выступит полк…
Отперта церковь Господня,
Колокол грянул… и смолк.
Унесся этот зов куда-то в даль без грани,
Чтоб там откликнуться в тиши других станиц –
И вместе всех сплотить, зовя на поле брани
Пред волей Господа смиренно павших ниц…
О, мощная земля!.. мы даже этим сбором
Всех гордых сил твоих не вырвем, не свезем…
Глубоко он залег – твой южный чернозем,
И север твой дремуч своим извечным бором…
На Волге
Вверх по Волге скользит пароход,
Равномерно рокочут колеса…
Посмотри – сколько розлито вод
На равнину могучего плеса…
Чуть колышется водная гладь,
Чуть идет без тревоги и шума…
Здесь ни думать нельзя, ни желать, -
Расплывается в воздухе дума…
Лишь следит очарованный глаз
За идущей рекой долго-долго:
Как хотела, она разлеглась
Наша царственно-пышная Волга…
Наскочив на песчаный пустырь,
Повернула назад прихотливо, -
И в зеленых садах монастырь
Гордо всплыл на холме у разлива…
Очертанья его все ясней,
Ярким золотом светятся главы…
Вот и пристань, - подходим мы к ней,
Окружают нас баржи и сплавы…
Ближе-ближе… кидаем канат,
От удара слегка закачало…
Посмотри – сколько всюду солдат,
Сколько баб ожидают причала.
Им домой возвращаться пора…
Видишь – детки целуют солдата:
Завтра с проблеском первым утра
Полк уходит далеко куда-то…
Гул на пристани… копоть и чад,
И гудки, и живая беседа…
И мальчишки с листками кричат –
Гордо слышится слово: победа…
Да, победа!.. полки и полки
Надвигаются, строясь в колонны, -
Как разбег многоводной реки,
Как движение волн, непреклонны…
Русской вольнице
От будничной жизни, от мирных оков
Бежала ты в степи, в объятия бора, -
Ты, русская удаль, искала простора,
Искала врагов
Для бранного спора…
Ты черпала радость в кровавой игре
И смерть принимала в безмолвии строгом…
Ты шла по загадочно-новым дорогам:
На светлом Днепре
По страшным порогам…
Ты юг неоглядный изведала весь
От Крымского ханства до Волжских курганов:
Прославлена в сказках и в песнях баянов
Безумная спесь
Твоих атаманов…
Тебя увлекала и тешила ширь,
Опасность дала тебе стойкость закала,
Ты прихотей жизни повсюду искала,
Ходила в Сибирь
К утесам Байкала…
От тихого Дона ходила к снегам
Седого Кавказа, блестевшим в тумане,
За их вековечные гордые грани,
По пышным лугам
Роскошной Кубани…
И ныне, как прежде, идешь ты вперед, -
Еще ль не бесстрашней? еще ль не удалей?
Мы в новых пределах тебя увидали:
Опять твой черед
Разгадывать дали…
Редеют туманы… шумит водопад,
Спускается круто дорога лесная…
Вперед ты идешь, колебаний не зная,
С отрогов Карпат
В равнины Дуная…
Что видишь вдали ты?.. широк кругозор, -
Карпатские горы уже не преграда:
Вот дальнее море – усталых отрада, -
Синеет Босфор
У стен Цареграда…
Из кавказских казачьих песен
Оставляем мы станицу
У Подкумка, у реки, -
На турецкую границу
В путь-дорогу, казаки!
Уж гуляли там, бывало,
Наши деды и отцы…
Громче песню, запевало!
Поддержите, молодцы!
Ой, не плачьте вы, казачки, -
Как воротимся домой,
Будут щедрые подачки –
Ленты с пестрой бахромой…
Все мы выследим дозором,
Привезем из-за горы
Шелк цветной, платки с узором
И персидские ковры…
До границы недалече,
Ну, а враг давно знаком, -
Помнит он былые встречи
С нашим русским казаком.
Стаю черных наших бурок
Чуть увидит вдалеке –
Ружья, пушки бросит турок,
Убегая налегке…
Ой, беги, не знай покою,
Да погони не забудь, -
За Араксом, за рекою,
Попадешься где-нибудь!
Уж гуляли там, бывало,
Наши деды-старики…
Громче, громче, запевало!
В путь-дорогу, казаки!..
Червонной Руси
Сколько древних созвучий, знаковых имен,
Как в забытой с младенчества книге, -
Воскресает теперь… Ты влачила вериги,
Символ веры твоей был врагом заклеймен
При кощунственном иге…
Но под гнетом суровым чужого ярма
Ты родные слова сохранила…
Прикарпатская Русь короля Даниила,
Твой язык самобытный глушила тюрьма,
Но тюрьма не могила…
И повеяло снова на нас стариной,
Осенила нас древняя слава…
Ведь созвучья какие! вот Русская Рава,
Переворск, Перемышль, вот и Галич родной,
Вот и стан Ярослава!..
Незажившие раны омой, ороси
Ты слезами блаженными встречи…
Видишь, - праздник настал… слышишь русские речи?..
И в церквах православных Червонной Руси
Пусть затеплятся свечи…
Британцам
Вот он у пристани – с трубкой во рту,
Смотрят глаза непреклонно и гордо, -
Это потомок богатого лорда,
Или рабочий в торговом порту?
Всех их равняет их славное имя, -
Нельсона голос еще не замолк:
«Каждый исполнит священный свой долг, -
Вы – Англичане, так будьте же ими!»
Вы Англичане!.. и знает весь свет
Вашего прошлого гордый завет.
Вы под ярмом вековым не дрожали,
И раболепно не никла глава, -
Первые вы – гражданина права
Гордо внесли в мировые скрижали.
Вас не изменит партийный раздор,
Смена людей и правительства смена, -
Тот же, как прежде, завет джентльмена:
«Честь выше жизни», звучит до сих пор…
Вы перед смертью еще не робели, -
Гордый завет вам внушен с колыбели.
Родина ваша – царицей морей
Стала недаром, отвагой богата:
Смело направила парус фрегата
К тропикам жарким, в страну дикарей…
К дальней Австралии, к светлому храму
На берегу многоводной реки,
Там, где седые жрецы-старики
Славят всечасно великого Браму…
Плыли в волнах вы еще по звезде, -
Имя британца известно везде!..
Те же теперь вы в кровавом угаре, -
Дух ваш по-прежнему гордо суров,
Крепок, как сталь, как броня крейсеров,
Дух победителей при Трафальгаре.
Старый завет непреложен и свят,
Смерти вы ждете без скорбного стона, -
Нельсона призрак и тень Веллингтона
Воинство новое благословят…
Вы – Англичане, и с гордостью смерьте
Дерзких врагов перед зрелищем смерти…
В рождественскую ночь
Тишь и простор… темно-синяя ночь
Мягко сошла и пустыню окутала,
В сумраке льющемся краски все спутала, -
Синие тени все схожи точь-в-точь…
Всюду легли эти тени дремотные, -
В камни, в кустарник, в пески…
Только лишь на небе ярко близки
Звезды бессчетные…
Смолкли стада… пастухи улеглись
В мирном согласьи с уснувшей пустынею, -
Завороженные ночью той синею,
На небо глядя, в бездонную высь…
Там – эти звезды, давно им знакомые…
Жадно ища путеводной вехи,
Сколько гадали по ним пастухи,
К светлым узорам влекомые…
Звезды давали желанный ответ,
Звезды вели их к безбрежности, -
Взором любви, поклоненья и нежности
Люди ловили мигающий свет…
Близкие к звездам, к природе таинственной,
Люди умели смотреть в небеса, -
Им и открылись тогда чудеса
Богорождения ночи единственной…
Звездную сеть понимали волхвы,
Вещие знали гадания,
Видели тайную нить мироздания
В светлых узорах ночной синевы…
Люди, в далекие звезды влюбленные,
Звездам служащие – знали тогда,
Что означала большая звезда,
Вдруг посетившая выси бездонные…
И за звездою, что, ярко горя,
Шла перед ними в значеньи разгаданном,
С золотом, смирной и ладаном
Вышли, чтоб встретить Царя…
Где они, - знаменья эти чудесные?..
Свет, засиявший из тьмы,
Ангелы, звезды, чертоги небесные, -
Разве их видели мы?
Где она, где та звезда путеводная?
Блеск ее в небе погас…
И неясна, непонятна для нас
Вещая книга природная…
Разве сумеем прочесть мы призыв?
Разве мы те ж созерцатели?
Мудрость волхвов позабыв,
Мы пастухов простодушье утратили…
Мы в городах наших ярко зажгли
Наши людские светила блестящие,
И не заметны огни настоящие
Нам за огнями земли…
Ночь Рождества… ночь евангельской повести,
Ты, посвященная тайнам чудес, -
Хочешь ли за город нас далеко вести, -
В поле, в таинственный лес?
Там, где растут эти ели зеленые,
Станем по-прежнему, в звезды влюбленные,
Мы созерцать прихотливый узор, -
И, погружаясь в безбрежность небесную,
В сети созвездий внимательный взор
Может открыть и звезду неизвестную…
О, подари нас, волшебная ночь,
Хоть на мгновенье чудес ожиданием, -
Перенеси нас из города прочь –
К мудрости леса и к звездным гаданиям!..
У Чаталджи
Горный воздух прозрачен и чист;
Небо ясно; не тронется лист;
Спит кустарник колючий и цепкий…
Вырываясь из дымчатой тьмы,
Убегают далеко холмы –
Прихотливой, загадочной лепки…
Лишь в лощинах колышется мгла,
А вверху, в небесах, ночь зажгла
Звезды яркие, полные блеска…
И в прозрачности воздуха гор
Их мигающий светлый узор
Выступает так четко и резко.
Над болотом струится туман, -
А за ним – это вражеский стан
На пустынных холмах за болотом…
Слева моря видны берега, -
Мы у самого стана врага,
Перед грозным последним оплотом…
И нам чудится – в синей дали,
За холмами, у грани земли,
В полумесяца трепетном свете, -
Призрак города: башни, сады,
И дворцы у зеркальной воды,
И старинные храмы – мечети…
Слышны стоны, бряцанье оков…
Нет, то просто игра облаков
И назойливый ропот потока…
Ярки звезды в пространстве без дна,
И всех ярче меж ними одна,
Что к полуночи встала с востока…
О, как царственна эта звезда,
Как заметна ее борозда,
Светлый путь в бесконечном просторе…
Полумесяц бледней и бледней,
Он уходит, скользит перед ней,
Опускаясь в далекое море…
В эту ночь в ясной выси небес
Ждешь невольно священных чудес,
Той звезды, что укажет дорогу…
И теперь – не она ли зажглась?
Не раздастся ли ангельский глас:
«Слава в вышних всесильному Богу!?»
Путь тернист и противник жесток…
Но звезда нас зовет на восток
И горит, как победы эмблема, -
Выступая все ярче, ясней…
Не идти ли послушно за ней?
Не она ли звезда Вифлеема?
Преклонив, как в молитве, главы,
Шли за ней пастухи и волхвы
К неизвестной, скалистой пещере…
Не за ней ли бестрепетно шли
В глубь пустынной, бесплодной земли
Крестоносцы в воинственной вере?...
…………………………………………
Все безмолвно и тихо кругом, -
Мы одни перед нашим врагом,
Звезды меркнут в рассветной окраске, -
Всполошилась лощинная тень, -
Скоро встанет, подымется день,
Разгоняя полночные сказки…
1912 г.
* * *
Были светлые виденья… в небе ангелы летали…
Шли цари путем заветным за таинственной звездой…
Можно ль верить в дни раздоров, под удары тяжкой стали,
В эти чудные сказанья нашей древности седой?
Кровь и стоны… гул снарядов… призрак смерти многоликой,
Черным трауром несчастья облаченный скорбный мир…
И евангельская песня, песня радости великой:
Слава в вышних, Богу – слава, а земле – покой и мир!
В эти дни земных раздоров можно ль верить песням рая,
Возвестившим обновленье очарованной земли?
Разделенные враждою люди гибнут, умирая,
Каждый день твердит о смерти, о жестокости и зле…
Но не раз уже в раздорах были дни пережитые,
Шли века жестоких распрей, потрясений и невзгод, -
А слова далекой песни сохранились, как святые,
И, храня священный праздник, мы поем их каждый год…
Значит – живо что-то в сердце… вера в счастье возрождения…
Значит – снам блаженным рая наше сердце отклик шлет…
Можно верить в дни раздоров в эти светлые виденья, -
В яркий путь звезды заветной, в светлый ангельский полет…
1914 г.
ОТКЛИКИ ВОЙНЫ
Гроза
Воздух сгущенный, давя, как дурман,
Тяжко дымился косматыми тучами…
С запада полз непроглядный туман
И оседал над Карпатскими кручами…
Грянула Божья гроза! по земле
Гром небывалый прошел перекатами…
Вспыхнули молнии… в каждой скале
Эхо проснулось, гремя за Карпатами…
Разве не легче дышать? кругозор
Разве не шире? гроза небывалая
Тучи разносит… и в выступах гор
Ярко заря загорается алая…
В станице
К запруженной реке спускаюсь косогором,
Колеса тормозит тяжелый чернозем…
Мы пышные хлеба на днях уже свезем, -
Работа начата, торопимся с убором…
Вдали безбрежна степь за лентою реки,
Лишь вкраплены кой-где какие-то кочевья…
Станица над рекой: фруктовые деревья
И белые дома, и сизые дымки…
Что это? Праздник сегодня?
Люди у каждых ворот,
Отперта церковь Господня,
Валом к ней валит народ…
Из-за садов переулка
Сколько сбежалось ребят…
Колокол тяжко и гулко
Разом ударил в набат…
Около той водокачки
Что-то читается вслух, -
Плачут, я вижу, казачки,
Скачет казак во весь дух…
Лица задумчиво-строги,
Замер подавленный крик…
На повороте дороги
Крестится дряхлый старик…
Все говорят, что хорунжий
Громко рассказывал тут,
Будто бы с Терека, с Сунжи
Наши полки уж идут…
Сбор объявили сегодня, -
К вечеру выступит полк…
Отперта церковь Господня,
Колокол грянул… и смолк.
Унесся этот зов куда-то в даль без грани,
Чтоб там откликнуться в тиши других станиц –
И вместе всех сплотить, зовя на поле брани
Пред волей Господа смиренно павших ниц…
О, мощная земля!.. мы даже этим сбором
Всех гордых сил твоих не вырвем, не свезем…
Глубоко он залег – твой южный чернозем,
И север твой дремуч своим извечным бором…
На Волге
Вверх по Волге скользит пароход,
Равномерно рокочут колеса…
Посмотри – сколько розлито вод
На равнину могучего плеса…
Чуть колышется водная гладь,
Чуть идет без тревоги и шума…
Здесь ни думать нельзя, ни желать, -
Расплывается в воздухе дума…
Лишь следит очарованный глаз
За идущей рекой долго-долго:
Как хотела, она разлеглась
Наша царственно-пышная Волга…
Наскочив на песчаный пустырь,
Повернула назад прихотливо, -
И в зеленых садах монастырь
Гордо всплыл на холме у разлива…
Очертанья его все ясней,
Ярким золотом светятся главы…
Вот и пристань, - подходим мы к ней,
Окружают нас баржи и сплавы…
Ближе-ближе… кидаем канат,
От удара слегка закачало…
Посмотри – сколько всюду солдат,
Сколько баб ожидают причала.
Им домой возвращаться пора…
Видишь – детки целуют солдата:
Завтра с проблеском первым утра
Полк уходит далеко куда-то…
Гул на пристани… копоть и чад,
И гудки, и живая беседа…
И мальчишки с листками кричат –
Гордо слышится слово: победа…
Да, победа!.. полки и полки
Надвигаются, строясь в колонны, -
Как разбег многоводной реки,
Как движение волн, непреклонны…
Русской вольнице
От будничной жизни, от мирных оков
Бежала ты в степи, в объятия бора, -
Ты, русская удаль, искала простора,
Искала врагов
Для бранного спора…
Ты черпала радость в кровавой игре
И смерть принимала в безмолвии строгом…
Ты шла по загадочно-новым дорогам:
На светлом Днепре
По страшным порогам…
Ты юг неоглядный изведала весь
От Крымского ханства до Волжских курганов:
Прославлена в сказках и в песнях баянов
Безумная спесь
Твоих атаманов…
Тебя увлекала и тешила ширь,
Опасность дала тебе стойкость закала,
Ты прихотей жизни повсюду искала,
Ходила в Сибирь
К утесам Байкала…
От тихого Дона ходила к снегам
Седого Кавказа, блестевшим в тумане,
За их вековечные гордые грани,
По пышным лугам
Роскошной Кубани…
И ныне, как прежде, идешь ты вперед, -
Еще ль не бесстрашней? еще ль не удалей?
Мы в новых пределах тебя увидали:
Опять твой черед
Разгадывать дали…
Редеют туманы… шумит водопад,
Спускается круто дорога лесная…
Вперед ты идешь, колебаний не зная,
С отрогов Карпат
В равнины Дуная…
Что видишь вдали ты?.. широк кругозор, -
Карпатские горы уже не преграда:
Вот дальнее море – усталых отрада, -
Синеет Босфор
У стен Цареграда…
Из кавказских казачьих песен
Оставляем мы станицу
У Подкумка, у реки, -
На турецкую границу
В путь-дорогу, казаки!
Уж гуляли там, бывало,
Наши деды и отцы…
Громче песню, запевало!
Поддержите, молодцы!
Ой, не плачьте вы, казачки, -
Как воротимся домой,
Будут щедрые подачки –
Ленты с пестрой бахромой…
Все мы выследим дозором,
Привезем из-за горы
Шелк цветной, платки с узором
И персидские ковры…
До границы недалече,
Ну, а враг давно знаком, -
Помнит он былые встречи
С нашим русским казаком.
Стаю черных наших бурок
Чуть увидит вдалеке –
Ружья, пушки бросит турок,
Убегая налегке…
Ой, беги, не знай покою,
Да погони не забудь, -
За Араксом, за рекою,
Попадешься где-нибудь!
Уж гуляли там, бывало,
Наши деды-старики…
Громче, громче, запевало!
В путь-дорогу, казаки!..
Червонной Руси
Сколько древних созвучий, знаковых имен,
Как в забытой с младенчества книге, -
Воскресает теперь… Ты влачила вериги,
Символ веры твоей был врагом заклеймен
При кощунственном иге…
Но под гнетом суровым чужого ярма
Ты родные слова сохранила…
Прикарпатская Русь короля Даниила,
Твой язык самобытный глушила тюрьма,
Но тюрьма не могила…
И повеяло снова на нас стариной,
Осенила нас древняя слава…
Ведь созвучья какие! вот Русская Рава,
Переворск, Перемышль, вот и Галич родной,
Вот и стан Ярослава!..
Незажившие раны омой, ороси
Ты слезами блаженными встречи…
Видишь, - праздник настал… слышишь русские речи?..
И в церквах православных Червонной Руси
Пусть затеплятся свечи…
Британцам
Вот он у пристани – с трубкой во рту,
Смотрят глаза непреклонно и гордо, -
Это потомок богатого лорда,
Или рабочий в торговом порту?
Всех их равняет их славное имя, -
Нельсона голос еще не замолк:
«Каждый исполнит священный свой долг, -
Вы – Англичане, так будьте же ими!»
Вы Англичане!.. и знает весь свет
Вашего прошлого гордый завет.
Вы под ярмом вековым не дрожали,
И раболепно не никла глава, -
Первые вы – гражданина права
Гордо внесли в мировые скрижали.
Вас не изменит партийный раздор,
Смена людей и правительства смена, -
Тот же, как прежде, завет джентльмена:
«Честь выше жизни», звучит до сих пор…
Вы перед смертью еще не робели, -
Гордый завет вам внушен с колыбели.
Родина ваша – царицей морей
Стала недаром, отвагой богата:
Смело направила парус фрегата
К тропикам жарким, в страну дикарей…
К дальней Австралии, к светлому храму
На берегу многоводной реки,
Там, где седые жрецы-старики
Славят всечасно великого Браму…
Плыли в волнах вы еще по звезде, -
Имя британца известно везде!..
Те же теперь вы в кровавом угаре, -
Дух ваш по-прежнему гордо суров,
Крепок, как сталь, как броня крейсеров,
Дух победителей при Трафальгаре.
Старый завет непреложен и свят,
Смерти вы ждете без скорбного стона, -
Нельсона призрак и тень Веллингтона
Воинство новое благословят…
Вы – Англичане, и с гордостью смерьте
Дерзких врагов перед зрелищем смерти…
Письмо
Пишу тебе опять… в бездействии мы снова, -
С неделю, может быть, спокойно отдохнем…
А были десять дней под вражеским огнем, -
И гул, и странный свист снаряда разрывного
Все чудится еще… теперь отходит враг,
Не вынесший борьбы и тяжкого урона, -
Но долгие бои и наша оборона
Дались нам не легко…
Мы заняли овраг,
Холмы и мелкий лес, и нападенья ждали…
Загадочный туман на всю окрестность лег…
Но враг идти не смел, - по-прежнему далек,
Он только посылал из неизвестной дали
Снаряды тяжкие и дымную шрапнель…
За взрывами следя, без страха мы глядели, -
Не верилось, что смерть грозит нам в самом деле,
Да и кому грозить? далеким? близким? мне ль?
Но смерть грозившую увидели мы скоро…
Не хочется писать: виденья шевелят
Ненужные слова какого-то укора, -
Я вижу твой испуг, твой потемневший взгляд…
Не бойся, я здоров: не ранен и не болен, -
Будь ты повеселей, а я… судьбой доволен…
Окопы наши здесь выслеживал не раз
Аэроплан врага, высоко в небе рея;
За ним охотилась с опушки батарея, -
Он быстро уходил и исчезал из глаз…
А в сумраке ночном, - то в сказке ли, во сне ли, -
Но чаровали нас, как бег больших ракет,
Как фейерверка взрыв, как огненный букет,
Блестящие огни взрывавшейся шрапнели…
А вот и утро то, когда со всех сторон
Послышались слова, что враг отбит с уроном;
Промчался по полю драгунский эскадрон,
И с гиком казаки пошли за эскадроном…
Теперь мы вне огня… уже атак не ждем, -
Итоги подведя потерям и утратам,
Скучаем, много спим… и мокнем под дождем…
За вещи теплые, что ты прислала с братом,
Толпой благодарим: для земляных траншей
Понадобится все, - побольше только шей…
А, впрочем, знаю сам, - вниманья и труда ты
Положишь свыше сил… благодарят солдаты
За посланный табак… во всем теперь, во всем
Мы с ними делимся, и вместе крест несем…
Я часто, милая, с тобой веду беседу
В своем тревожном сне… целую пальцы рук,
Глаза и нежный лоб… и просыпаюсь вдруг –
И что-то говорю невнятное соседу…
Не плачь и не томись… я счастлив, что сестра
К тебе приехала: вы можете с утра
По-прежнему бродить по разным магазинам
И выбирать для нас, зайдя в Гостиный Двор…
А вечером, порой, заглянете к кузинам,
Где вечно тот же бридж и легкий разговор…
Занять себя легко разумною заботой, -
И день скользит за днем… пиши, гуляй, работай…
Еще немало дней таится впереди,
Еще не сломлен враг в своей вражде исконной…
Гуляя, как-нибудь, к Спасителю зайди –
И крепко помолись перед святой иконой…
Новая сказка
В праздник вечером, как прежде,
Дети сели полукругом:
Смолкли в радостной надежде
И не шепчутся друг с другом,
Но в глазах сквозит тревога, -
Дети смолкли, ожидая
Страшных сказок: их так много
Знает бабушка седая…
Уж такая мастерица
Эта бабушка на сказки, -
Нетерпеньем дышат лица,
Разгорелись страстью глазки…
«Что хотите? о Кощее?
О Жар-птице ли? о волке?»
И пошли все горячее
Совещания и толки…
Все кричат, все спорят разом:
«Расскажи про Царь-девицу!»
«Нет, про Змея!» «Нет, Шмат-разум!»
«Нет, Жар-птицу! Нет, Жар-птицу!
Как летала по вершинам,
Как с царевичем боролась!»
«Про Вильгельма расскажи нам»,
Вдруг раздался чей-то голос…
Все замолкли… это имя
Было странно, было ново, -
Но меж близкими своими
Каждый слышал это слово…
Каждый слышал, что походом
Он пошел по злобной воле,
Что мы встали всем народом,
И убитых много в поле…
Дети бросились к старушке:
«Расскажи нам, расскажи нам, -
Почему направить пушки
Он велел своим дружинам?
Про войну с Вильгельмом этим
Расскажи нам, дорогая!»
И старушка, юным детям
Улыбаясь и моргая,
Сказку новую такую
Начала: «я вам по-детски
Как-нибудь уж растолкую –
Жил-был царь, - король немецкий…
Безумец
Я – Бога избранник, я – воля и меч
Предвечного, властного рока…
Часы наступили заветного срока,
И слушайте все вдохновенную речь:
Германцы! Я вижу ваш жребий великий, -
Дрожит перед вами испуганный мир!
Я слышу победные, гордые клики:
Справляет триумф император-кумир…
Кругом беспощадные ужасы сея,
Я с вами, я с вами, как тень Моисея…
Глаголы священные чует мой слух,
Вскипает в груди вдохновений тревога:
Сквозь слово мое говорит с вами дух
Германского старого Бога…
Во мне сокровенное пламя горит, -
Я рыцарь священный, я воин Зигфрид…
Мы силы сокрытые грозно раскроем,
Раздвинем границы для новых путей;
В молитвенных гимнах и в сказках детей
Я стану народным героем…
Потомству я имя великое дам,
Как древние звери, отважно жестоки
Пойдем мы по вражьим следам –
На западе галльском, на русском востоке…
И горе, и смерть заклятому врагу!
Внимайте мне, люди, как слову пророка:
Я воля и меч всемогущего рока, -
Я час этот вещий давно стерегу…
Земля содрогнется от страшного стона,
Но знамя победы – в руках у тевтона!..
Кто смеет перечить? кто борется с нами?
Я требую новых и новых побед!
Развейтесь, нелепые призраки бед,
Развейся скорее победное знамя!
Теснят нас? Неправда! Мы сами тесним!
Так Бог мне поведал, - я виделся с Ним,
Наш вызов врагу освящен небесами…
Блокада и голод? Неправда! Мы сами
Объявим блокаду… у их берегов
Мы будем топить ненавистных врагов…
Мы всех уничтожим, - уверьтесь же в этом!
Недаром я избран предвечной судьбой…
Пусть все против нас… выступаю на бой
Я с целым поднявшимся светом…
Я имя свое защищаю веками,
Прославлен, как гений, я буду в науке, -
И, в страхе внимая седым старикам,
Молиться мне станут послушные внуки…
Безумец!.. Недолог кровавый твой пир,
Ты понят уже, император-вампир,
И гибнешь, несчастный, с Германией вместе…
Спасенья не будет от праведной мести,
Колеблется твой королевский венец, -
Тебе уготован бесславный конец:
Охватят безумца железные сети,
И проклят ты будешь во веки веков, -
Седое проклятье седых стариков
Повторят послушные дети…
АЛЬБОМ ВОСТОЧНЫХ НАБРОСКОВ
Бештау
Это ты исполин, властелин этих мест,
К небу взброшенный ком хаотической лавы,
Ты – изменчивый, ты – многоглавый,
Всюду видный окрест…
Из скалистых ущелий, из каменных трещин
Выбегают кусты, выползают леса…
Ты пятью головами подпер небеса, -
Пятиглавым – Бештау - ты крещен…
То как гор синеглавых туманная цепь –
Убегаешь ты вдаль, рассекаешь ты степь,
То – с другой стороны – ты отвесен и страшен,
Весь из рубчатых скал, как из дьявольских
башен…
Здесь в лощине ютится в кустах монастырь,
Тут нависла скала, там – зеленые рощи…
Много сил вековечных, неведомой мощи
Затаил богатырь…
На черном море
К берегу ближе, и зыбь незаметней, -
Смолкли раскаты далекой грозы…
Небо – синей бирюзы,
Воздух – ласкающий, летний…
Утро все ярче – растаял туман,
Словно раскрыв нам пытливые взоры:
Это не сон, не волшебный обман,
Это – цветущие, южные горы.
Всплыли кругом силуэты вершин,
Тянутся вдаль этих гор вереницы…
Прыгнул тяжелый дельфин,
Вьются какие-то птицы,
Легкий, чуть видный прибой
К берегу тянет с собой
Свежесть и запах соленый…
Берег все ближе – нарядный, зеленый…
Выплыли лодки уже, -
Стали мы здесь на меже:
Дальше опасные мели,
Дальше идти мы не смели…
Лодки подходят к нам с разных концов,
Издали слышатся громкие крики, -
Ярки лохмотья пловцов,
Лица их смуглы и дики…
Берег так близок, так пышен кругом:
Вкраплена пальма в тяжелую хвою,
Плющ, перевившись с косматой травою,
Свесился вниз на утесе нагом…
Здравствуй, страна красоты богоданной,
Благословенная вещей судьбой,
Ждешь ли ты нас, увлеченных тобой?..
Тихо рокочет прибой
Слышится говор гортанный…
Вечер
Суровый, скалистый откос…
В лощине струится прохлада…
Спускается медленно стадо
Испуганно жмущихся коз…
И дрогнет в саду абрикос.
И мерзнет лоза винограда…
Пора предвечерний намаз
Свершать по завету Корана…
Далекая цепь каравана
В тумане скрывается с глаз:
Ушел он на русский Кавказ
От тихого озера Вана…
На снежном покрове скалы
Алеют последние пятна…
Прохлада тиха и приятна…
Бесшумные реют орлы…
Вдруг старческий голос муллы
Разнесся протяжно и внятно…
Ускорился шаг пастуха, -
Тот голос – он в выкриках мерных
К молитве зовет правоверных…
Темнеет… лощина тиха…
Спаси нас, Аллах, от греха,
От мыслей тревожных и скверных…
«О, велик русский царь!»
У далеких границ мусульманского мира,
За горами, где реки начало берут, -
Знал я старого турка – седого Темира
И красавицу дочь его видел – Зумруд.
По зеленым полям, по плантациям риса,
По извилистым скалам, тропинкой лесной –
Между светлых чинар и кустов барбариса –
Я не раз проезжал к его дому весной.
Выходила Зумруд и коня принимала,
И на ужин несла молоко и миндаль…
Мы с Темиром седым толковали немало, -
Уж в тумане скрывалась гористая даль…
Мне Зумруд подводила коня вороного
И шептала с улыбкой, что гаснет заря…
Но Темир не пускал меня, снова и снова
Говоря все о том же, - о власти царя.
«О, велик русский царь! нет сильней властелина, -
Он в могуществе славном не знает преград»,
Так Темир говорил: «и Аракса долина
Покорилась царю, и гора Арарат…
О, велик русский царь! за вершиной Казбека
Всю равнину он занял, все горы, моря…
Нет такого владельца, нет гордого бека,
Кто бы мог не признать этой власти царя!
Он дает нам покой благодатного мира:
Здесь мой дом безопасен, и прочен мой труд,
Здесь не тронет никто ни седого Темира,
Ни красавицу дочь – молодую Зумруд.
Мы разводим овец – и не ведаем страха.
Мы деревья растим – и плоды соберем,
Мы спокойны, и радостно молим Аллаха:
Ты простри милосердье над русским царем!
Если б в землях его поселиться заранее,
Я б не знал тех несчастий, что вижу вдали:
Мой единственный брат был убит в Тегеране,
А жену мою взял Эрзерумский вали»…
Тут старик замолчал… встали ужасы горя, -
Он еще не забыл пережитого встарь…
И седому Темиру таинственно вторя,
Прошептала Зумруд: «о, велик русский царь!..»
Песня армянской девушки
Слышишь запах полевой гвоздики?
Видишь наши горы и холмы?
Эти горы неприютно-дики,
И сурово-недоступны мы.
Не сойдем мы вниз на те отроги,
Где клубится утренний туман, -
И напрасно ночью у дороги
Ждешь меня ты, юный Сулейман…
Пусть я пахну пряным духом тмина,
Пусть вчера, спускаясь с высоты,
Я рвала с кустов цветы жасмина, -
Их вдыхать, поверь, не будешь ты.
Я обратно в горы убежала,
И в камнях скользнула, как змея, -
Лучше яд и лезвие кинжала,
Чем любовь преступная твоя…
Я тебе не сдамся, - верь зароку,
Не хочу я знать твоих тревог…
Ты напрасно молишься пророку, -
Разлучил нас христианский Бог.
Мы враги по духу и по крови, -
Брось меня, бездумный Сулейман…
Каждый день я строго хмурю брови,
Глядя вдаль, на села мусульман…
Каждый день склоняю я колена,
Ищет Бога мой тревожный взор:
Дашь ли сил избавиться от плена,
Отомстить за прошлый наш позор?
Пусть нема вершина Арарата,
И безгласен утренний туман…
Мы враги: есть у меня три брата, -
Помни их, несчастный Сулейман…
Женщина под чадрой
В выступах скал мы сидели с ним рядом,
Мягко сходила вечерняя мгла…
Даль испытуя внимательным взглядом,
Так говорил мне мой спутник – мулла:
«Турция наша, как женщина в сказке, -
Знаешь ты повесть о женщине той?
Славился юноша в старом Дамаске,
Всех увлекал он своей красотой.
Жил, не нуждаясь, богатый наследник,
Этот веселый и щедрый Али,
Тонкий знаток и большой привередник –
Женщин искал он вблизи и вдали…
Женщины сами, без лжи разговоров,
В трепетной радости льнули к нему…
Хвастался он: «я не знаю затворов, -
Лишь пожелаю, и тотчас возьму!»
Но появилась нежданно в Дамаске
Новая женщина… старец больной,
Видимо щедро плативший за ласки,
В город приехал с законной женой.
Только у женщин, рожденных на Ниле,
Взор так мятежен, так полон игры, -
Эти глаза дикой страстью манили
Из под навеса узорной чадры.
Много рассказов о ней создавали, -
Стан ее нежный тревожил мечту:
Видели часто в цветном покрывале
Вместе с рабынями женщину ту…
Видел призывные, страстные очи
Юный и пылкий красавец Али,
Видел… и плакал в бессонные ночи
С криком безумным: «услышь, утоли!»
Жгучие грезы страдальца томили,
Бросил он прихоти, бросил пиры, -
Но к заповедному ложу Джамили
Путь отыскал, расточая дары…
В страсти неистовой изнемогая,
Кинулся к ней, разрывая чадру…
Дряблая телом старуха нагая
В робости жалкой приникла к ковру…
«Спрячься, несчастная, - тело закрой!
Лгало оно под цветным покрывалом,
Лгали глаза под узорной чадрой!»
Турция наша – как женщина эта:
Любишь ты розы восточных садов?
Наши мечети и высь минарета, -
Всю ту роскошь отживших годов?..
Песни Востока, приятные слуху,
Негу гаремов и счастье сулят…
Не обманись ты: седую старуху,
Вместо красавицы, встретит твой взгляд…
Свежие с севера мчатся потоки, -
Турция наша свое отжила…»
В горных камнях на далеком Востоке
Так говорил мне – мой спутник – мулла…
Пишу тебе опять… в бездействии мы снова, -
С неделю, может быть, спокойно отдохнем…
А были десять дней под вражеским огнем, -
И гул, и странный свист снаряда разрывного
Все чудится еще… теперь отходит враг,
Не вынесший борьбы и тяжкого урона, -
Но долгие бои и наша оборона
Дались нам не легко…
Мы заняли овраг,
Холмы и мелкий лес, и нападенья ждали…
Загадочный туман на всю окрестность лег…
Но враг идти не смел, - по-прежнему далек,
Он только посылал из неизвестной дали
Снаряды тяжкие и дымную шрапнель…
За взрывами следя, без страха мы глядели, -
Не верилось, что смерть грозит нам в самом деле,
Да и кому грозить? далеким? близким? мне ль?
Но смерть грозившую увидели мы скоро…
Не хочется писать: виденья шевелят
Ненужные слова какого-то укора, -
Я вижу твой испуг, твой потемневший взгляд…
Не бойся, я здоров: не ранен и не болен, -
Будь ты повеселей, а я… судьбой доволен…
Окопы наши здесь выслеживал не раз
Аэроплан врага, высоко в небе рея;
За ним охотилась с опушки батарея, -
Он быстро уходил и исчезал из глаз…
А в сумраке ночном, - то в сказке ли, во сне ли, -
Но чаровали нас, как бег больших ракет,
Как фейерверка взрыв, как огненный букет,
Блестящие огни взрывавшейся шрапнели…
А вот и утро то, когда со всех сторон
Послышались слова, что враг отбит с уроном;
Промчался по полю драгунский эскадрон,
И с гиком казаки пошли за эскадроном…
Теперь мы вне огня… уже атак не ждем, -
Итоги подведя потерям и утратам,
Скучаем, много спим… и мокнем под дождем…
За вещи теплые, что ты прислала с братом,
Толпой благодарим: для земляных траншей
Понадобится все, - побольше только шей…
А, впрочем, знаю сам, - вниманья и труда ты
Положишь свыше сил… благодарят солдаты
За посланный табак… во всем теперь, во всем
Мы с ними делимся, и вместе крест несем…
Я часто, милая, с тобой веду беседу
В своем тревожном сне… целую пальцы рук,
Глаза и нежный лоб… и просыпаюсь вдруг –
И что-то говорю невнятное соседу…
Не плачь и не томись… я счастлив, что сестра
К тебе приехала: вы можете с утра
По-прежнему бродить по разным магазинам
И выбирать для нас, зайдя в Гостиный Двор…
А вечером, порой, заглянете к кузинам,
Где вечно тот же бридж и легкий разговор…
Занять себя легко разумною заботой, -
И день скользит за днем… пиши, гуляй, работай…
Еще немало дней таится впереди,
Еще не сломлен враг в своей вражде исконной…
Гуляя, как-нибудь, к Спасителю зайди –
И крепко помолись перед святой иконой…
Новая сказка
В праздник вечером, как прежде,
Дети сели полукругом:
Смолкли в радостной надежде
И не шепчутся друг с другом,
Но в глазах сквозит тревога, -
Дети смолкли, ожидая
Страшных сказок: их так много
Знает бабушка седая…
Уж такая мастерица
Эта бабушка на сказки, -
Нетерпеньем дышат лица,
Разгорелись страстью глазки…
«Что хотите? о Кощее?
О Жар-птице ли? о волке?»
И пошли все горячее
Совещания и толки…
Все кричат, все спорят разом:
«Расскажи про Царь-девицу!»
«Нет, про Змея!» «Нет, Шмат-разум!»
«Нет, Жар-птицу! Нет, Жар-птицу!
Как летала по вершинам,
Как с царевичем боролась!»
«Про Вильгельма расскажи нам»,
Вдруг раздался чей-то голос…
Все замолкли… это имя
Было странно, было ново, -
Но меж близкими своими
Каждый слышал это слово…
Каждый слышал, что походом
Он пошел по злобной воле,
Что мы встали всем народом,
И убитых много в поле…
Дети бросились к старушке:
«Расскажи нам, расскажи нам, -
Почему направить пушки
Он велел своим дружинам?
Про войну с Вильгельмом этим
Расскажи нам, дорогая!»
И старушка, юным детям
Улыбаясь и моргая,
Сказку новую такую
Начала: «я вам по-детски
Как-нибудь уж растолкую –
Жил-был царь, - король немецкий…
Безумец
Я – Бога избранник, я – воля и меч
Предвечного, властного рока…
Часы наступили заветного срока,
И слушайте все вдохновенную речь:
Германцы! Я вижу ваш жребий великий, -
Дрожит перед вами испуганный мир!
Я слышу победные, гордые клики:
Справляет триумф император-кумир…
Кругом беспощадные ужасы сея,
Я с вами, я с вами, как тень Моисея…
Глаголы священные чует мой слух,
Вскипает в груди вдохновений тревога:
Сквозь слово мое говорит с вами дух
Германского старого Бога…
Во мне сокровенное пламя горит, -
Я рыцарь священный, я воин Зигфрид…
Мы силы сокрытые грозно раскроем,
Раздвинем границы для новых путей;
В молитвенных гимнах и в сказках детей
Я стану народным героем…
Потомству я имя великое дам,
Как древние звери, отважно жестоки
Пойдем мы по вражьим следам –
На западе галльском, на русском востоке…
И горе, и смерть заклятому врагу!
Внимайте мне, люди, как слову пророка:
Я воля и меч всемогущего рока, -
Я час этот вещий давно стерегу…
Земля содрогнется от страшного стона,
Но знамя победы – в руках у тевтона!..
Кто смеет перечить? кто борется с нами?
Я требую новых и новых побед!
Развейтесь, нелепые призраки бед,
Развейся скорее победное знамя!
Теснят нас? Неправда! Мы сами тесним!
Так Бог мне поведал, - я виделся с Ним,
Наш вызов врагу освящен небесами…
Блокада и голод? Неправда! Мы сами
Объявим блокаду… у их берегов
Мы будем топить ненавистных врагов…
Мы всех уничтожим, - уверьтесь же в этом!
Недаром я избран предвечной судьбой…
Пусть все против нас… выступаю на бой
Я с целым поднявшимся светом…
Я имя свое защищаю веками,
Прославлен, как гений, я буду в науке, -
И, в страхе внимая седым старикам,
Молиться мне станут послушные внуки…
Безумец!.. Недолог кровавый твой пир,
Ты понят уже, император-вампир,
И гибнешь, несчастный, с Германией вместе…
Спасенья не будет от праведной мести,
Колеблется твой королевский венец, -
Тебе уготован бесславный конец:
Охватят безумца железные сети,
И проклят ты будешь во веки веков, -
Седое проклятье седых стариков
Повторят послушные дети…
АЛЬБОМ ВОСТОЧНЫХ НАБРОСКОВ
Бештау
Это ты исполин, властелин этих мест,
К небу взброшенный ком хаотической лавы,
Ты – изменчивый, ты – многоглавый,
Всюду видный окрест…
Из скалистых ущелий, из каменных трещин
Выбегают кусты, выползают леса…
Ты пятью головами подпер небеса, -
Пятиглавым – Бештау - ты крещен…
То как гор синеглавых туманная цепь –
Убегаешь ты вдаль, рассекаешь ты степь,
То – с другой стороны – ты отвесен и страшен,
Весь из рубчатых скал, как из дьявольских
башен…
Здесь в лощине ютится в кустах монастырь,
Тут нависла скала, там – зеленые рощи…
Много сил вековечных, неведомой мощи
Затаил богатырь…
На черном море
К берегу ближе, и зыбь незаметней, -
Смолкли раскаты далекой грозы…
Небо – синей бирюзы,
Воздух – ласкающий, летний…
Утро все ярче – растаял туман,
Словно раскрыв нам пытливые взоры:
Это не сон, не волшебный обман,
Это – цветущие, южные горы.
Всплыли кругом силуэты вершин,
Тянутся вдаль этих гор вереницы…
Прыгнул тяжелый дельфин,
Вьются какие-то птицы,
Легкий, чуть видный прибой
К берегу тянет с собой
Свежесть и запах соленый…
Берег все ближе – нарядный, зеленый…
Выплыли лодки уже, -
Стали мы здесь на меже:
Дальше опасные мели,
Дальше идти мы не смели…
Лодки подходят к нам с разных концов,
Издали слышатся громкие крики, -
Ярки лохмотья пловцов,
Лица их смуглы и дики…
Берег так близок, так пышен кругом:
Вкраплена пальма в тяжелую хвою,
Плющ, перевившись с косматой травою,
Свесился вниз на утесе нагом…
Здравствуй, страна красоты богоданной,
Благословенная вещей судьбой,
Ждешь ли ты нас, увлеченных тобой?..
Тихо рокочет прибой
Слышится говор гортанный…
Вечер
Суровый, скалистый откос…
В лощине струится прохлада…
Спускается медленно стадо
Испуганно жмущихся коз…
И дрогнет в саду абрикос.
И мерзнет лоза винограда…
Пора предвечерний намаз
Свершать по завету Корана…
Далекая цепь каравана
В тумане скрывается с глаз:
Ушел он на русский Кавказ
От тихого озера Вана…
На снежном покрове скалы
Алеют последние пятна…
Прохлада тиха и приятна…
Бесшумные реют орлы…
Вдруг старческий голос муллы
Разнесся протяжно и внятно…
Ускорился шаг пастуха, -
Тот голос – он в выкриках мерных
К молитве зовет правоверных…
Темнеет… лощина тиха…
Спаси нас, Аллах, от греха,
От мыслей тревожных и скверных…
«О, велик русский царь!»
У далеких границ мусульманского мира,
За горами, где реки начало берут, -
Знал я старого турка – седого Темира
И красавицу дочь его видел – Зумруд.
По зеленым полям, по плантациям риса,
По извилистым скалам, тропинкой лесной –
Между светлых чинар и кустов барбариса –
Я не раз проезжал к его дому весной.
Выходила Зумруд и коня принимала,
И на ужин несла молоко и миндаль…
Мы с Темиром седым толковали немало, -
Уж в тумане скрывалась гористая даль…
Мне Зумруд подводила коня вороного
И шептала с улыбкой, что гаснет заря…
Но Темир не пускал меня, снова и снова
Говоря все о том же, - о власти царя.
«О, велик русский царь! нет сильней властелина, -
Он в могуществе славном не знает преград»,
Так Темир говорил: «и Аракса долина
Покорилась царю, и гора Арарат…
О, велик русский царь! за вершиной Казбека
Всю равнину он занял, все горы, моря…
Нет такого владельца, нет гордого бека,
Кто бы мог не признать этой власти царя!
Он дает нам покой благодатного мира:
Здесь мой дом безопасен, и прочен мой труд,
Здесь не тронет никто ни седого Темира,
Ни красавицу дочь – молодую Зумруд.
Мы разводим овец – и не ведаем страха.
Мы деревья растим – и плоды соберем,
Мы спокойны, и радостно молим Аллаха:
Ты простри милосердье над русским царем!
Если б в землях его поселиться заранее,
Я б не знал тех несчастий, что вижу вдали:
Мой единственный брат был убит в Тегеране,
А жену мою взял Эрзерумский вали»…
Тут старик замолчал… встали ужасы горя, -
Он еще не забыл пережитого встарь…
И седому Темиру таинственно вторя,
Прошептала Зумруд: «о, велик русский царь!..»
Песня армянской девушки
Слышишь запах полевой гвоздики?
Видишь наши горы и холмы?
Эти горы неприютно-дики,
И сурово-недоступны мы.
Не сойдем мы вниз на те отроги,
Где клубится утренний туман, -
И напрасно ночью у дороги
Ждешь меня ты, юный Сулейман…
Пусть я пахну пряным духом тмина,
Пусть вчера, спускаясь с высоты,
Я рвала с кустов цветы жасмина, -
Их вдыхать, поверь, не будешь ты.
Я обратно в горы убежала,
И в камнях скользнула, как змея, -
Лучше яд и лезвие кинжала,
Чем любовь преступная твоя…
Я тебе не сдамся, - верь зароку,
Не хочу я знать твоих тревог…
Ты напрасно молишься пророку, -
Разлучил нас христианский Бог.
Мы враги по духу и по крови, -
Брось меня, бездумный Сулейман…
Каждый день я строго хмурю брови,
Глядя вдаль, на села мусульман…
Каждый день склоняю я колена,
Ищет Бога мой тревожный взор:
Дашь ли сил избавиться от плена,
Отомстить за прошлый наш позор?
Пусть нема вершина Арарата,
И безгласен утренний туман…
Мы враги: есть у меня три брата, -
Помни их, несчастный Сулейман…
Женщина под чадрой
В выступах скал мы сидели с ним рядом,
Мягко сходила вечерняя мгла…
Даль испытуя внимательным взглядом,
Так говорил мне мой спутник – мулла:
«Турция наша, как женщина в сказке, -
Знаешь ты повесть о женщине той?
Славился юноша в старом Дамаске,
Всех увлекал он своей красотой.
Жил, не нуждаясь, богатый наследник,
Этот веселый и щедрый Али,
Тонкий знаток и большой привередник –
Женщин искал он вблизи и вдали…
Женщины сами, без лжи разговоров,
В трепетной радости льнули к нему…
Хвастался он: «я не знаю затворов, -
Лишь пожелаю, и тотчас возьму!»
Но появилась нежданно в Дамаске
Новая женщина… старец больной,
Видимо щедро плативший за ласки,
В город приехал с законной женой.
Только у женщин, рожденных на Ниле,
Взор так мятежен, так полон игры, -
Эти глаза дикой страстью манили
Из под навеса узорной чадры.
Много рассказов о ней создавали, -
Стан ее нежный тревожил мечту:
Видели часто в цветном покрывале
Вместе с рабынями женщину ту…
Видел призывные, страстные очи
Юный и пылкий красавец Али,
Видел… и плакал в бессонные ночи
С криком безумным: «услышь, утоли!»
Жгучие грезы страдальца томили,
Бросил он прихоти, бросил пиры, -
Но к заповедному ложу Джамили
Путь отыскал, расточая дары…
В страсти неистовой изнемогая,
Кинулся к ней, разрывая чадру…
Дряблая телом старуха нагая
В робости жалкой приникла к ковру…
«Спрячься, несчастная, - тело закрой!
Лгало оно под цветным покрывалом,
Лгали глаза под узорной чадрой!»
Турция наша – как женщина эта:
Любишь ты розы восточных садов?
Наши мечети и высь минарета, -
Всю ту роскошь отживших годов?..
Песни Востока, приятные слуху,
Негу гаремов и счастье сулят…
Не обманись ты: седую старуху,
Вместо красавицы, встретит твой взгляд…
Свежие с севера мчатся потоки, -
Турция наша свое отжила…»
В горных камнях на далеком Востоке
Так говорил мне – мой спутник – мулла…