Сирень цветёт
Сирень цветёт. Цветёт-поёт сирень.
В саду цветёт сирень, благоухая.
Как чуден мир. Как нежно-ясен день.
Цветёт сирень лилово-голубая.
Сирень, чаруй. Душа уже пьяна.
Но пусть ещё. Но всё во славу мая.
Так повелела властная весна.
Цвети, сирень лилово-голубая.
Сирень, мне сладок твой нектарный плен.
Я знаю: ты - зелёных маев жрица.
Да будет твой фимьям благословен.
Искрись, мечта! Дышите счастьем, лица,
Пока в саду цветёт-поёт сирень!
15 мая 1917 г


В золотистый день
Я жалую тебя короною из листьев
Багряно-алых, палево-лимонных.
В осенний день на золотистых кистях
Твой лик я закачаю тихотонно.
Твои глаза пусть смотрят змеепламенно.
Они увидят. И они откроют. А я...
Я отвергаю путь свой каменный,
Скрестившийся с твоей глухой тропою.
26 августа 1916 г.


Вечерний час
Прозрачность чуткая вечерняя.
Несмелый запах. Тишина.
Мечта стокрылая, безмерная.
И будто звон. И ткани сна.
Улыбка кроткой всепрощальности
Лучится в этот светлый час.
А в сплавах зыбчатой хрустальности
Блестит-горит иконостас.
Во имя вышней музыкальности
Вечерний час простит и нас.
май 1915 г


Непостижимая
Твоя душа зигзагами излучена
И разбахромлена узорами расцвеченно.
Но могут ли чьи взоры быть приучены
Ловить, что видимой чертою не отмечено!
Ты вся - излом, уклон и ветросплётенность;
Твои мечты - сентябрьские цветения;
Твои желания - причудная расцёпленность
Возможностей, надежд и устремления.
Быть может, ты - сам хаос слепо-мертвенный;
Быть может, ты - краса непостижимая.
Но я тебе, как в жаркий огонь жертвенный,
Бросаю гордое, святое и любимое.
27 августа 1917 г


Лепестки
Ты не знаешь сама, как ко мне ты близка.
Ты со мной. Ты во мне. Но не знаешь сама.
Ах, ведь наши сердца - это два лепестка
Одного же цветка... Ты не знаешь сама.
Ты не любишь? Но что же твоя нелюбовь,
Когда дух твой вот здесь... У меня на струнах...
Вместе с сердцем моим. Прогони - придёт вновь
Петь любовь... ты пойми - у меня ж на струнах!
Ты не знаешь. Гляди! Наши души - одно.
Одна арфа... И песнь. Тише... Слышишь, сонет!
Да иль нет? Да?.. О, всё это нам суждено...
Дорогая моя! Как прекрасен сонет...
Мы - цветок. Да, цветок. Да, да, да, лепестки...
Видишь, видишь теперь! Это было всегда.
Как вода, мы - одно... И близки. Да, близки...
Это было всегда. Это будет всегда.
4 февраля 1917 года


Сонет
В. П.
Моя любовь родилася в июле,
Но пеленал её холодный снег.
Призывы солнца к сонму светлых нег,
Цветы и небо сердце обманули.
Моя любовь - печальная монашка,
Идущая полями в тихий скит,
Где всё душе иначе говорит -
И свет небес, и травы, и букашки.
В напрасности слепой жизнь жутко стынет
Под траурный трезвон тревожных дум.
И кажется, что я один в пустыне,
И вот летит губительный самум...
Скорбна любовь... Пришли вы - и отныне
Мой путь тревожен, горек и угрюм.
3 декабря 1916 года


Тебя - тебе
Я омою тебя слезами кристальными...
Я наряжу тебя в порфиры мечтаний.
Я обовью тебя песнями хрустальными,
Песнями журчащих ожиданий.
Я вознесу тебя на крыльях славословий
В чертог благоухающий, весенний.
Я дам тебе букет гвоздично-васильковый
В гирляндах лёгкокрылых песнопений.
Я засвечу тебе звезду сияльно-небывалую
С лучами жаркими, молниесветными,
Я освещу тропу твою усталую
Зарницами торжественно-победными.
Я сотворю тебе священный гимн крылатый,
Такой ласкающий, звенящий вечно.
Я устелю твой путь фиалками и мятой
И подниму в надзвездье бесконечно.
февраль 1915 года


Храм
Ты - мой храм торжественный и чистый
В нём витает светлый херувим,
В нём курится ладан серебристый;
Ризы звёздные раскинуты над ним.
И звучит псалом вселенский там...
Ты - мой храм.
Я стою на паперти преддверной
И не смею перейти порог,
Словно нищий в немощи безмерной,
Онемевший в преклоненьи ног.
Я не смею подойти поближе
К храму, где мой Бог.
Я лишь смутно слышу песнопенье,
Переливность вещих голосов,
Но не знаю горнего служенья,
Не пойму значенья мудрых слов.
Я внимаю трепетно моленью,
Но не вижу даже образов.
О, моя высокая святыня!
О, кому молиться буду я?!
Ведь вокруг меня одна пустыня,
Ведь лишь сладкий сон любовь твоя.
Ты - моя единая святыня.
Ты - мой вечный храм, судьба моя.
март 1915 г.

* * *
Помнишь ли ты эти грезы тогдашние,
Наши беседы и споры с тобой?..
Юность влекла все призывней, бесстрашнее
В битву с судьбой…

Помнишь ли горы, и краски багряные
Пышных закатов, и наши мечты,
Нас чаровавшие, юностью пьяные –
Помнишь ли ты?

Сумрак сгущался, но, ежась от холода,
Не покидали мы сумрачных гор, -
Сердце стучало так чутко и молодо,
Тешил простор…

Помню – любила ты с камня отвесного
Жадно глядеть в безграничную даль…
Жаль тебе юности, грез неизвестного,
Или не жаль?

В жизни мы оба изведали многое:
Ты, как и я, не сдавалась судьбе, -
Только теперь что-то новое, строгое
Вижу в тебе…

Вижу усмешку какую-то странную,
Словно бы скрыть ты хотела печаль…
Ждешь ли ты жизни? как прежде, безгранную
Любишь ли даль?

Я… я по-прежнему небо вечернее
С тем же волнением боготворю,
В жизни грядущей еще легковернее
Вижу зарю…

* * *

О, не думай, что люди теперь уж не те,
Что поэзия сказок навеки забыта,
Что мечта умерла, а любовь к красоте –
Только призрак отжившего быта…

Нет, не бойся людей – замолчи, не пророчь
Этой смерти бесславной в удушье последнем:
Будет вечно тревожить весенняя ночь,
Будет звать к обольщающим бредням!

Мы вернемся к земле, к этим ярким цветам,
И в листве будем жить, красоту постигая…
Сколько сказок священных расскажем мы там,
Сколько грез ощутим, дорогая!..


Царевна-сказка

- Слушай, мой мальчик, - шептала старуха, -
Сказку любимую я расскажу:
Сосны седые шевелятся глухо,
Выбежал волк на межу…

Выбежал, глянул и скрылся пугливо…
В воздухе – холод и серая хмурь,
Бьются о берег морского залива
Волны неведомых бурь…

Ветер их гонит: куда и откуда
Нам не узнать, - необъятны моря,
Хмуры и страшны, и только, как чудо,
Заревом светит заря…

Тучи сгустились, чтоб двинуться к свету, -
Ветер их поднял и в клочья разнес…
Видишь ли полосу яркую эту
Там, где чернеет утес?

Страшный утес… здесь по синему морю
Стоны разносятся каждую ночь:
Плачет Царевна по тяжкому горю,
Слезы не могут помочь…

Помнишь, Царевна – жила ты на воле?
Слышали мы серебристый твой смех,
Видели игры веселые в поле,
Жизнь полудетских утех?

Голос твой звучный, отчетливо слышный,
Звал и манил, как твоя красота…
Да! хороша ты: и косы так пышны,
И так румяны уста!..

Но красоту подглядел ненароком
Змей из болота соседних долин, -
Выкрал Царевну, и в море широком
Держит ее властелин…

Держит в плену и сюда ежедневно
Сам прилетает, крылами шурша…
Плачь, ненаглядная Сказка-Царевна,
Ты и в слезах хороша! –

- Бабушка, видеть Царевну хочу я, -
К морю ты знаешь тропинки, пути…
Бедная плачет, на камнях ночуя, -
Надо Царевну спасти…

Я ведь люблю ее… гадкого змея
Я не боюсь… ну пойдем, - покажи…
Я до утеса добраться сумею,
Ты доведи до межи. –

- Полно, мой мальчик… ведь это же в сказке:
Глупые выдумки бросить пора…
Ляг хорошенько, закрой себе глазки,
Сладко засни до утра.

Спят все послушные, умные дети, -
Утром разбудят их солнца лучи…
Много царевен ты встретишь на свете:
Эту забудь, - не ищи…


Колдунья

Ты меня разлюбил, ты уходишь к другой –
Но не знать тебе радости новых объятий…

Темной ночью, в пещере раздевшись нагой,
На таинственный камень ступлю я ногой
И огонь разведу для заклятий…
Пусть меня поджидают твои сторожа, -
Я в кустах пропаду, и от гнева дрожа,
Проберусь на священную гору
По ветвистому темному бору…
Я пройду у реки сквозь прибрежный камыш, -
Мне дорогу укажет летучая мышь,
Мне глазами светить будет филин…
На реке соберу я ночные цветы, -
Не преследуй меня, не разыскивай ты:
Колдовству помешать ты бессилен!..

Вам не знать все равно тихих восторгов любви,
Что с тобой я недавно делила…
Я подводные корни из желтого ила
Извлеку, омочив в ястребиной крови…
Не забудь, что владею я чарами всеми,
Что мне ведомы тайны нездешних миров, -
Я найду тот овраг, тот таинственный ров,
Где взросло ящериное семя:
Там неведомых ящериц вьются хвосты,
Точно длинные стебли вплетаясь в кусты,
Там отравлены горькие травы
Темным соком ужасной отравы…

Я разлучницу нашу, поверь, изведу:
Этой ночью умрет она в диком бреду,
Поцелуев твоих не изведав…
Ну а ты… если ласки мои позабыл,
Ты навеки утратишь любовный свой пыл, -
Мне знакомы заклятия дедов…

Взвейся, страшный огонь! Ярким заревом хлынь!
Я с петрушкой и с тмином смешаю полынь,
Обовью я гадюку листвой повилики…
Вот – летучая мышь, вот – вещунья-сова, -
О, я знаю их – страшные эти слова
И заклятий безумные клики…

Я сама их боюсь, этих таинств огня,
Но я буду в пещере – и вас околдую…

Ах, останься со мной, - пощади и меня,
И себя самого, и ее, молодую…


АНТИЧНЫЕ ЭСКИЗЫ

На пиру

- В дыме курений, как будто в тумане,
Смутно скользят непривычные взоры…
Мрамор, цветы, драгоценные ткани,
Свет от лампад, ударяющий в грани
Яркого камня богатой амфоры…

Нектару равная сладкая влага
Льется свободно в кратеры и в чаши, -
В лицах сквозит опьяненья отвага, -
Но в этой роскоши – высшее благо
Это красавицы юные ваши…

Друг мой давнишний, ко мне благосклонный,
Ты мне откроешь в правдивой беседе,
Родственно близкой средой окруженный, -
Кто эти чудные, пышные жены?
Кто их избранники, кто их соседи?

С радостью, друг чужеземный: гляди же, -
Смелой рукой я раздвину завесу:
Это Левкаста, - сидящая ближе, -
Наглая, злая – с улыбкой бесстыжей
Розу она подает Апеллесу.

Родом фивянка… преступная часто
Скрыться умела, других обнаружа…
Но отравивши супруга, Левкаста
К нам убежала из Фив, хоть у нас-то
Ей не найти себе нового мужа…

Та, что обнявши художника сзади,
Полная неги трепетной ласки,
Вся в драгоценностях, в ярком наряде,
Льнет к Апеллесу, с любовью во взгляде
Щуря свои васильковые глазки, -

Эта недавно значенья и веса
Чары познала, - она чужестранка
Из отдаленного скифского леса, -
Это последняя страсть Апеллеса, -
Вкусов пресыщенных цель и приманка…

Ну… Апеллеса ты знаешь картины, -
Незачем спрашивать об Апеллесе…
Временно здесь он, чтоб видеть Афины,
Чтоб, насладясь лицезрением Фрины,
Вновь поселиться в родимом Эфесе…

Это Ксантиппа – коринфянка родом, -
Зорко грядущее видит Ксантиппа…
С нею оратор Эсхин, с каждым годом
Больше и больше любимый народом –
Друг македонцев, сторонник Филиппа…

Вот и Актэ… ослепительней снега
Тело гетеры, почти что раздетой…
С ней Фокион… но любовная нега
Не обольстит молодого стратега, -
Нет ему дела до женщины этой…

Вот Дизерис… беззаботна, богата…
В жизни не знает тревожных вопросов…
Розами, полными чар аромата,
Дерзко венчает чело Исократа, -
О, как смешон в этих розах философ!

Это Климена, а с нею Коррида…
Любят друг друга… но громкое имя
Царственной Фрины их дразнит… обида
Их заставляет ласкать Гиперида, -
Но не на них смотрит избранный ими…

Смотрит туда, где на пурпурном ложе
Дремлет Пракситель… у ног властелина
Молча внимает толпе молодежи
Та, что оратору жизни дороже, -
Это сама богоравная Фрина…

Видишь ее… ну могли ли бесследно
В мире скрываться подобные чары?..
Всех превзошла она славой победной,
Стала богиней из девушки бедной,
Бедной, простой уроженки Мегары…

Помню я день тот, когда овладела
Фрина народом у берега моря:
Сняв покрывало, спокойно и смело
В волны сошла, безупречностью тела
С телом Киприды уверенно споря…

Что это было? С младенческой верой,
С рабским восторгом священных молений,
Как пред самою богиней Киферой,
Перед раздетой продажной гетерой
Пал восхищенный народ на колени…

Громкою славой мегарянка эта
Имя свое разнесла по Элладе…
Краски художника, лира поэта, -
Все это ей, чтоб улыбку привета
Жадно прочесть в снисходительном взгляде.

Вот она… видишь: задумчиво лежа,
Внемлет рассеянно речи знакомой,
В белых одеждах на пурпуре ложа,
Разум туманя, желанья тревожа
Этой призывною женской истомой…

Видишь, - ей жарко… узорный гиматий
Легким движением сбросила в ноги…
Понял ты тех, кто за радость объятий
Без размышленья готовы отдать ей
Все, чем их жребий прославили боги?..

Понял, что в ней, в ею брошенной ласке
Все родники вдохновения скрыты, -
И, не боясь повсеместной огласки,
Только с нее Апеллесовы краски
Могут списать красоту Афродиты…

Понял, где тайна, что божеской властью
Дышит Праксителя чувственный гений:
Фрина влечет его к гордому счастью,
Фрина – богиня, томимая страстью, -
Голову клонит к нему на колени…

Гость из далеких окраин Эпира,
Можешь сказать ты, покинув Афины:
Видел я роскошь Афинского пира,
Видел я многих прославленных мира,
Чуял величье божественной Фрины…


Эпиталама

Посмотри, Каллистелес, -
В небе звезды зарделись,
У Коринны лицо стало строже…
И, душой пламенея,
Я зову Гименея
Освятить ваше брачное ложе…

Юный друг мой, давно я
В тебе видел героя,
А с отцом твоим дружен был близко, -
Любовались мы часто,
Как громил ты Адраста
И в борьбе, и в метании диска…

Стройный стан твой – стан бога,
Жен пленительных много
На него с вожделеньем глядело…
Знаешь сам – были рады
В час вечерней прохлады
Отдавать тебе смуглое тело…

Но, как опытный воин
В шуме боя спокоен,
Не хмелел ты от ловли удачной, -
Будь же тверд, как и прежде
В этой брачной одежде
Будь спокоен с своей новобрачной…

Верю я – деву эту
Любишь ты без завету,
Страсть твоя горячей и мятежней…
Но – сдержи ее туже, -
Брак потребует в муже
Осторожности более прежней…

Ведь ты знаешь, - Коринна,
Как ребенок, невинна,
Ей впервой слышать пламенный шепот…
Приучи ж ее к ласке,
А потом без опаски
Все отдай ей, что дал тебе опыт…

Сколько чар, в самом деле,
В этом девственном теле,
Этот стан – он так нежен и строен,
Он – предел совершенства, -
И такого блаженства
Даже ты, юный друг, недостоин…

Все невзгоды – пустое!
Пока в мире вас двое,
Пока свет еще есть в этом взоре,
Жизнь не будет пустынна, -
Ведь с тобою Коринна
Разделяет и радость, и горе…

Дай же руку невесте,
И без робости вместе
Уходите, послушные дети,
Чтоб блаженней, чем боги
В олимпийском чертоге,
Пробудиться при утреннем свете…

Мне ж оставьте кратеры,
Буду пить я без меры,
Как пивал я, когда был моложе…
И, от влаги краснея,
Призову Гименея
Освятить ваше брачное ложе…


Продавец невольниц

- Ты хочешь невольниц глядеть… погляди, -
Богатое зрелище ждет впереди, -
Есть прямо красавицы… может быть даже
Зайдет у нас речь о продаже?

Старух мы не станем смотреть, хоть и есть
Преклонного возраста пять или шесть…
Берут их охотно – примеры не редки –
В дома, где есть малые детки…

Но юный твой возраст, игривый твой взгляд,
Мне чуется ясно, другого хотят…
Ты ищешь таких, чтоб желанья восторги
Мгновенно родились при торге…

Мне на руку это… я сам, хоть и стар,
Но все же люблю этот свежий товар,
И жадно тревожусь болезненной жаждой
При виде красавицы каждой…

Хоть многое время навек унесло,
Люблю всей душой я свое ремесло, -
Никто не продаст тебе женского тела
С таким пониманием дела…

Весь опыт, весь пыл истомленной души
Теперь уложил я в свои барыши, -
Я женщину вмиг без ошибки раздену
На всякую данную цену…

Ты девушек любишь?.. пожалуй, ты прав,
Что много сулит шаловливых забав
Невинность стыдливая девушки голой,
Нетронутой жизненной школой…

На них оттого и цена поднята,
Что каждого властно тревожит мечта
Развить и учить их по собственной воле
В какой бы ни вздумалось школе…

Но думаешь ты, - не обманутся те,
Которые, слепо отдавшись мечте,
Какое-то новое счастье хотели
Найти в этом трепетном теле?

Какое там новое счастье!.. поверь,
Что если и к старому узкую дверь
Удастся открыть без больших остановок,
То значит умен ты и ловок…

Да… жизни наука не так-то легка, -
И верь, чужеземец, словам старика,
Что женщина, знавшая брачное ложе,
Значительно стоит дороже…

Но спорить довольно… к покою маня,
На смену лучам утомленного дня
Прохладу вечернюю шлет жизнедавец, -
Пойдем и посмотрим красавиц…

Посвящение Р.Т.

Я далеко, ты не узнаешь,
Как я живу, судьбу кляня
Скажи, мой друг, ты вспоминаешь
Хотя бы изредка меня?

Я снова твой, к чему обманы!
Полна тобой душа моя,
И в глубине старинной раны
Зашевелилась вдруг змея.

Душа оковы рвет стальные,
Я прежний голос узнаю,
Тебя, как прежде в дни былые,
И обожаю, и пою.

Прими же дар мой скромный, Рая;
Не проклинай и не сердись,
И, о прошедшем вспоминая,
Улыбкой тихой улыбнись.


К портрету
(Посв. Р.Т.)

В молчании, печально и уныло,
Гляжу на твой изорванный портрет
И сердце говорит: «Какое счастье было»,
Холодный ум не отвечает «нет».

Как я любил тебя! Как полон был отваги!
Весь мир готов был вызвать я на бой,
И что ж осталось мне? Простой кусок бумаги,
Изорванный, слезами облитой.


* * *
Посв. Р.Т.

Ты помнишь ли вечер над светлой рекой?
Как тихо шептались березы,
И звезды блестели в дали голубой,
Как ангелов чистые слезы.

И нашу печаль мы забыли с тобой,
Весна нам мечты навевала…
Ты помнишь ли вечер над светлой рекой,
Когда ты «люблю» прошептала?


* * *
Р.Т.

Я сегодня целовал чужие,
Нежные и чистые уста,
А на сердце муки всё былые –
О тебе привычная мечта.

И когда слова любви шепчу я,
Лживые, холодные слова,
О тебе не вспомнить не могу я –
Рана сердца старая жива.


* * *
Р.Т.
(на мотив из В.Ф.)

Страсти нет в душе моей усталой,
Нет желаний, злобы и вражды,
Лишь тоска на сердце, как бывало –
Старых чувств холодные следы.

Сердце помнит все былые грезы,
Нет волненья в стынущей крови,
Мимоходом я срываю розы
Мне ненужной девичьей любви.

Я встречаюсь с ними без волненья,
Сердце плачет, ум смеется злой,
Покидаю их без сожаленья,
Полон мыслью о тебе одной.

Страшной цепью скованы мы оба,
Этой цепи мне не разорвать,
Неужели ж должен я до гроба
О тебе томиться и страдать.

* * *
(на мотив из В.Ф.)

Все та же грусть в душе моей усталой,
Все та же жалкая насмешка над собой
И ум мой, обленившийся и вялый,
Не в силах засиять сверкающей звездой.

В сухой душе нет страсти и порыва
И, охлажденный жизнью, слабый ум
Все на одной мечте покоится лениво
Под гнетом старых и ненужных дум.


Все так же я служу былым кумирам
И не могу о прошлом позабыть,
И, полн язвительной насмешкою над миром,
Не в силах я ни верить, ни творить.


* * *
Р.Т.

Ты помнишь ли большой диван старинный,
Весь наш большой, гостеприимный дом,
И длинный стол, и кресло у камина,
Вечерний чай и бурю за окном?

Я все забыл в тревоге жизни шумной,
Навек покинул, не увижу вновь,
И лишь всегда в душе моей безумной
К тебе непозабытая любовь!


Посмотри
Р.Т.

Посмотри, мой друг печальный,
Посмотри вокруг скорей,
На небесный свод хрустальный,
На немую ширь полей.

Посмотри, как скирды хлеба
Чинно вытянулись в ряд,
Посмотри, глубины неба
Алым золотом горят.

Посмотри, как спят кувшинки
На серебряных волнах,
Как стрекоз сверкают спинки
В бирюзе и в жемчугах.

Пусть уснет твоя тревога,
Пусть пройдет твоя печаль, -
Так кругом покоя много,
Так прекрасна эта даль.


* * *

Мир есть раб любви, покорный и бессильный,
В этом мире лишь она вечна;
Каждая былинка всей земли обильной
Только ей да солнцем сладостным полна.

То она звучит в листах платана,
В пеньи соловья, в журчаньи струй,
То она у светлого фонтана
Пару уст сливает в поцелуй.

То она цветами усыпает
Чрево черной матери земли,
То она, как бабочка, порхает,
То она, как червь, ползет в пыли.

Не брани же ты прикосновенья
Плотской страсти, пыль, огонь в крови, -
Это только маленькие звенья
В цепи вечной мировой любви.


Огонек в степи
Р.Т.

Повевает белая поземка,
Колокольчик плачет под дугой
И нелепо треплется постромка
На боку у правой пристяжной.

Огонек сверкнул во мраке ночи,
Мой ямщик заснул на облучке,
Может быть, то волка злые очи
На снегу блестят невдалеке.

Или это дом моей любимой,
Где она, предчувствием полна,
И тоской, и страхами томима,
Ждет меня у мерзлого окна?

И озябший, трепетной ногою
Я взойду на старое крыльцо;
Под моей холодною рукою
Загремит заветное кольцо!

Пусть шумит снаружи злая вьюга!
За стаканом светлого вина
Я скажу: «Со мной моя подруга,
С нею злая полночь не страшна!»

И, томим одной надеждой сладкой,
Сяду в кресло я у камелька:
Не сожмет ли руку мне украдкой
Дорогой прекрасная рука?..

Нет, один я! Милая далёко…
Впереди никто не ждет меня.
Пусть манит приветливое око
Средь полей зажженного огня!

Я один в белеющей пустыне,
Мой ямщик заснул под бури вой;
«Никому не нужен ты отныне» -
Колокольчик плачет под дугой.


* * *
Р.Т.

Алеет луч над старой башней,
Кругом немая тишина,
А я один с тоской всегдашней
Сижу у низкого окна.

Любуюсь огненным закатом,
На руку голову склоня;
Весенний ветер ароматом
Тихонько веет на меня.

Кругом все тихо и красиво,
Прекрасна огненная даль…
Зачем же на сердце тоскливо?
Кого я жду? Чего мне жаль?


Вечер

Под лесным бреду навесом…
Чуть заря горит темно,
Словно пролил кто за лесом
Темно-красное вино.

Словно дымкою печали
Затуманилась земля,
И молитвой задышали
Отдохнувшие поля.

Позабудь дневные битвы
Средь полей, душа моя,
И пошли свои молитвы
Вслед за песней соловья!


Зимний вечер

Конь бежит и полозья по снегу скрипят,
И равнина раскинулась снежная,
Быстро сосны и ели уходят назад
И белеет равнина безбрежная.

Вся природа полна непробудного сна,
Тихо спит, как дитя безмятежное,
И колдует над нею, и манит луна,
И равнина раскинулась снежная.


Наполеону

В моих мечтах ты часто мне являлся
И я глядел на твой холодный лик.
Да! В памяти людей навеки ты остался,
Спокоен, неизменен и велик.
Я вижу: ты один в пылающих палатах,
Кругом ревет пожар, как дальняя гроза,
Я вижу очерк губ, так непреклонно сжатых,
И те же серые, холодные глаза.
Ты всюду был один: покрытый громкой славой,
В несчастиях, в плену, страдая без конца,
Спокоен был всегда твой облик величавый
И холодны черты орлиного лица.
Тебя влекла Москва, полнощная царица,
Манила вдаль безмерная страна,
И ты вскричал: «Вот солнце Аустерлица!»,
Услышав пушек гром вблизи Бородина.
Ты, побежденный, пал, но слава все ж осталась
И я тебя пою; пускай мой голос слаб,
Пускай столетье со времен твоих промчалось,
О, император, я – твой верный раб!


Парсифаль

Тихий вечер догорает,
Звезды робкие блестят,
И последний луч бросает
Умирающий закат.

Спят деревья-великаны
В позолоченной броне.
Едет тихо сквозь туманы
Бледный рыцарь на коне.

Грустны очи голубые,
Голова наклонена,
И звенят ножны стальные
О златые стремена.

Едет рыцарь одинокий
Сквозь туман и мрак ночной,
Очарованный далекой,
Лучезарною мечтой.

Там, за дальними морями,
Знает рыцарь Парсифаль,
За высокими стенами
Там блестит Святой Грааль.

И, мечтою очарован,
В неизведанную даль
Едет рыцарь, в сталь закован,
Добывать Святой Грааль.

Без тревоги и сомненья
Едет он в ночной тиши,
Как извечное стремленье
Человеческой души!


К М.

Уродись я в Шотландии, горной стране,
Или в Англии, скрытой в тумане,
Я прелестную Мэри воспел бы вполне,
Чтоб от милой добиться лобзаний.

Уродись я в Париже, с зари до зари,
Полон светлых и нежных мечтаний,
Воспевал бы я легкою песней Мари,
Чтоб от милой добиться лобзаний.

Уродись я в Испаньи, стране кастаньет,
И страны полуночных свиданий,
Я воспел бы Марии прекрасный сонет,
Чтоб от милой добиться лобзаний.

Я родился в России, где песен слагать
Мы, поэты, не можем, не труся,
Так позволь же без песен тебя целовать,
Моя милая, русская Муся!


Н.М.
(стихи на рождение)

Не в моде бедные поэты,
Искусству нанесен удар,
Но все ж несу к ногам Нинетты
И сердца пыл, и рифмы жар.

Несу святым благодаренья,
Как ваш поклонник и поэт,
За ваше милое явленье
На наш жестокий, грубый свет.

Прошу смиренно поцелуя,
Желаю жить вам много лет
И к ножкам сердце приношу я,
Как ваш поклонник и поэт!Посвящение Р.Т.

Я далеко, ты не узнаешь,
Как я живу, судьбу кляня
Скажи, мой друг, ты вспоминаешь
Хотя бы изредка меня?

Я снова твой, к чему обманы!
Полна тобой душа моя,
И в глубине старинной раны
Зашевелилась вдруг змея.

Душа оковы рвет стальные,
Я прежний голос узнаю,
Тебя, как прежде в дни былые,
И обожаю, и пою.

Прими же дар мой скромный, Рая;
Не проклинай и не сердись,
И, о прошедшем вспоминая,
Улыбкой тихой улыбнись.


К портрету
(Посв. Р.Т.)

В молчании, печально и уныло,
Гляжу на твой изорванный портрет
И сердце говорит: «Какое счастье было»,
Холодный ум не отвечает «нет».

Как я любил тебя! Как полон был отваги!
Весь мир готов был вызвать я на бой,
И что ж осталось мне? Простой кусок бумаги,
Изорванный, слезами облитой.


* * *
Посв. Р.Т.

Ты помнишь ли вечер над светлой рекой?
Как тихо шептались березы,
И звезды блестели в дали голубой,
Как ангелов чистые слезы.

И нашу печаль мы забыли с тобой,
Весна нам мечты навевала…
Ты помнишь ли вечер над светлой рекой,
Когда ты «люблю» прошептала?


* * *
Р.Т.

Я сегодня целовал чужие,
Нежные и чистые уста,
А на сердце муки всё былые –
О тебе привычная мечта.

И когда слова любви шепчу я,
Лживые, холодные слова,
О тебе не вспомнить не могу я –
Рана сердца старая жива.


* * *
Р.Т.
(на мотив из В.Ф.)

Страсти нет в душе моей усталой,
Нет желаний, злобы и вражды,
Лишь тоска на сердце, как бывало –
Старых чувств холодные следы.

Сердце помнит все былые грезы,
Нет волненья в стынущей крови,
Мимоходом я срываю розы
Мне ненужной девичьей любви.

Я встречаюсь с ними без волненья,
Сердце плачет, ум смеется злой,
Покидаю их без сожаленья,
Полон мыслью о тебе одной.

Страшной цепью скованы мы оба,
Этой цепи мне не разорвать,
Неужели ж должен я до гроба
О тебе томиться и страдать.

* * *
(на мотив из В.Ф.)

Все та же грусть в душе моей усталой,
Все та же жалкая насмешка над собой
И ум мой, обленившийся и вялый,
Не в силах засиять сверкающей звездой.

В сухой душе нет страсти и порыва
И, охлажденный жизнью, слабый ум
Все на одной мечте покоится лениво
Под гнетом старых и ненужных дум.


Все так же я служу былым кумирам
И не могу о прошлом позабыть,
И, полн язвительной насмешкою над миром,
Не в силах я ни верить, ни творить.


* * *
Р.Т.

Ты помнишь ли большой диван старинный,
Весь наш большой, гостеприимный дом,
И длинный стол, и кресло у камина,
Вечерний чай и бурю за окном?

Я все забыл в тревоге жизни шумной,
Навек покинул, не увижу вновь,
И лишь всегда в душе моей безумной
К тебе непозабытая любовь!


Посмотри
Р.Т.

Посмотри, мой друг печальный,
Посмотри вокруг скорей,
На небесный свод хрустальный,
На немую ширь полей.

Посмотри, как скирды хлеба
Чинно вытянулись в ряд,
Посмотри, глубины неба
Алым золотом горят.

Посмотри, как спят кувшинки
На серебряных волнах,
Как стрекоз сверкают спинки
В бирюзе и в жемчугах.

Пусть уснет твоя тревога,
Пусть пройдет твоя печаль, -
Так кругом покоя много,
Так прекрасна эта даль.


* * *

Мир есть раб любви, покорный и бессильный,
В этом мире лишь она вечна;
Каждая былинка всей земли обильной
Только ей да солнцем сладостным полна.

То она звучит в листах платана,
В пеньи соловья, в журчаньи струй,
То она у светлого фонтана
Пару уст сливает в поцелуй.

То она цветами усыпает
Чрево черной матери земли,
То она, как бабочка, порхает,
То она, как червь, ползет в пыли.

Не брани же ты прикосновенья
Плотской страсти, пыль, огонь в крови, -
Это только маленькие звенья
В цепи вечной мировой любви.


Огонек в степи
Р.Т.

Повевает белая поземка,
Колокольчик плачет под дугой
И нелепо треплется постромка
На боку у правой пристяжной.

Огонек сверкнул во мраке ночи,
Мой ямщик заснул на облучке,
Может быть, то волка злые очи
На снегу блестят невдалеке.

Или это дом моей любимой,
Где она, предчувствием полна,
И тоской, и страхами томима,
Ждет меня у мерзлого окна?

И озябший, трепетной ногою
Я взойду на старое крыльцо;
Под моей холодною рукою
Загремит заветное кольцо!

Пусть шумит снаружи злая вьюга!
За стаканом светлого вина
Я скажу: «Со мной моя подруга,
С нею злая полночь не страшна!»

И, томим одной надеждой сладкой,
Сяду в кресло я у камелька:
Не сожмет ли руку мне украдкой
Дорогой прекрасная рука?..

Нет, один я! Милая далёко…
Впереди никто не ждет меня.
Пусть манит приветливое око
Средь полей зажженного огня!

Я один в белеющей пустыне,
Мой ямщик заснул под бури вой;
«Никому не нужен ты отныне» -
Колокольчик плачет под дугой.


* * *
Р.Т.

Алеет луч над старой башней,
Кругом немая тишина,
А я один с тоской всегдашней
Сижу у низкого окна.

Любуюсь огненным закатом,
На руку голову склоня;
Весенний ветер ароматом
Тихонько веет на меня.

Кругом все тихо и красиво,
Прекрасна огненная даль…
Зачем же на сердце тоскливо?
Кого я жду? Чего мне жаль?


Вечер

Под лесным бреду навесом…
Чуть заря горит темно,
Словно пролил кто за лесом
Темно-красное вино.

Словно дымкою печали
Затуманилась земля,
И молитвой задышали
Отдохнувшие поля.

Позабудь дневные битвы
Средь полей, душа моя,
И пошли свои молитвы
Вслед за песней соловья!


Зимний вечер

Конь бежит и полозья по снегу скрипят,
И равнина раскинулась снежная,
Быстро сосны и ели уходят назад
И белеет равнина безбрежная.

Вся природа полна непробудного сна,
Тихо спит, как дитя безмятежное,
И колдует над нею, и манит луна,
И равнина раскинулась снежная.


Наполеону

В моих мечтах ты часто мне являлся
И я глядел на твой холодный лик.
Да! В памяти людей навеки ты остался,
Спокоен, неизменен и велик.
Я вижу: ты один в пылающих палатах,
Кругом ревет пожар, как дальняя гроза,
Я вижу очерк губ, так непреклонно сжатых,
И те же серые, холодные глаза.
Ты всюду был один: покрытый громкой славой,
В несчастиях, в плену, страдая без конца,
Спокоен был всегда твой облик величавый
И холодны черты орлиного лица.
Тебя влекла Москва, полнощная царица,
Манила вдаль безмерная страна,
И ты вскричал: «Вот солнце Аустерлица!»,
Услышав пушек гром вблизи Бородина.
Ты, побежденный, пал, но слава все ж осталась
И я тебя пою; пускай мой голос слаб,
Пускай столетье со времен твоих промчалось,
О, император, я – твой верный раб!


Парсифаль

Тихий вечер догорает,
Звезды робкие блестят,
И последний луч бросает
Умирающий закат.

Спят деревья-великаны
В позолоченной броне.
Едет тихо сквозь туманы
Бледный рыцарь на коне.

Грустны очи голубые,
Голова наклонена,
И звенят ножны стальные
О златые стремена.

Едет рыцарь одинокий
Сквозь туман и мрак ночной,
Очарованный далекой,
Лучезарною мечтой.

Там, за дальними морями,
Знает рыцарь Парсифаль,
За высокими стенами
Там блестит Святой Грааль.

И, мечтою очарован,
В неизведанную даль
Едет рыцарь, в сталь закован,
Добывать Святой Грааль.

Без тревоги и сомненья
Едет он в ночной тиши,
Как извечное стремленье
Человеческой души!


К М.

Уродись я в Шотландии, горной стране,
Или в Англии, скрытой в тумане,
Я прелестную Мэри воспел бы вполне,
Чтоб от милой добиться лобзаний.

Уродись я в Париже, с зари до зари,
Полон светлых и нежных мечтаний,
Воспевал бы я легкою песней Мари,
Чтоб от милой добиться лобзаний.

Уродись я в Испаньи, стране кастаньет,
И страны полуночных свиданий,
Я воспел бы Марии прекрасный сонет,
Чтоб от милой добиться лобзаний.

Я родился в России, где песен слагать
Мы, поэты, не можем, не труся,
Так позволь же без песен тебя целовать,
Моя милая, русская Муся!


Н.М.
(стихи на рождение)

Не в моде бедные поэты,
Искусству нанесен удар,
Но все ж несу к ногам Нинетты
И сердца пыл, и рифмы жар.

Несу святым благодаренья,
Как ваш поклонник и поэт,
За ваше милое явленье
На наш жестокий, грубый свет.

Прошу смиренно поцелуя,
Желаю жить вам много лет
И к ножкам сердце приношу я,
Как ваш поклонник и поэт!